– Да, – подтвердил дер Даген Тур. – Перед отъездом Мерса изготовил замечательный комплект документов, алхимические печати которых даже Уран не смог отличить от подлинных.
Все офицеры «Пытливого амуша» были мастерами своего дела. Однако Кира пропустила это сообщение мимо ушей.
– У нас будет настоящее тайное расследование? С переодеванием?
– С переодеванием? – поднял брови дер Даген Тур.
– Не волнуйся, дорогой, это я беру на себя.
– С переодеванием? – с беспокойством повторил Помпилио.
Но девушка не ответила. Она смотрела на мужа, пила остывший чай и улыбалась.
⁂«А мне нравятся межзвездные переходы!
Не верите? Да плевать я хотел, верите вы или нет. Энди тоже не верит, говорит, что всех трясет в переходах, и если мне они нравятся, значит, нужно обратиться к врачу. Я попытался объяснить Энди, что многим из нас требуется вдумчивая помощь психиатра, но он не услышал и продолжил утверждать в записках, что нормальное состояние во время прыжка с планеты на планету – настороженность и страх.
А я чувствую себя… спокойно.
Нет, я не ямауда, я такой же, как вы, и точно так же ловлю Знаки Пустоты, и если поймаю – могу погибнуть. Кстати, далеко не всякому ямауде нравится прыгать с планеты на планету и не все они идут в цепари: ведь корабли, случается, не выходят из Пустоты. По самым разным причинам. Иногда их забирают Знаки. Иногда ошибаются астрологи. Иногда…
Хотите правду?
Правда заключается в том, что никто достоверно не знает, почему цеппели не выходят из Пустоты, потому что все, кто может рассказать о катастрофе, в Пустоте и остаются – вместе с гибнущим цеппелем. В истории Герметикона был только один случай счастливого спасения члена экипажа – одного-единственного члена экипажа! – но, поскольку он потерял память, свидетель из него аховый.
Пустота – это загадка…
Но я отвлекся.
Захотелось поговорить.
Точнее, написать, я ведь не говорю, а пишу в дневнике, который придумал вести Энди и который я довольно долго игнорировал. Энди надеется, что дневник поможет нам разобраться в происходящем и сблизиться, но чем больше я читаю его заметки, тем сильнее убеждаюсь, что нет во всем Герметиконе более непохожих людей, чем мы. И его надежда, увы, безосновательна, хотя, не скрою, я, наверное, хотел бы понять…
(шесть следующих строк вымараны с использованием сильнодействующих алхимических средств)
Но я опять отвлекся.
Мне нравятся межзвездные переходы, потому что в них есть чарующее, невероятно страшное и захватывающее с головой пребывание между жизнью и смертью. Огонек наших душ робко пылает посреди гигантского, неподвластного никакому воображению пространства, защищенный от величайшего Ничто лишь тонким корпусом цеппеля. И ничем больше. Люди со страхом ждут появления Знаков, а я решаю философский вопрос: выйду я из Пустоты или уже не вышел? То есть я уже мертв, еще не зная об этом, или все еще жив? И в этой невозможной двойственности кроется больший ужас, чем во всех Знаках, и большее очарование, чем в самой сладкой любви.