И тогда оно — чёрное существо — вдруг перестало вопить, вернее, дикий вой ужаса превратился в форму существования и стал устойчив.

Маратов — по форме он остался им — вернулся домой.

Завернулся в голубое одеяло и заснул. Ему снилась его покойная жена, второй раз сошедшая с ума на том свете и потому ушедшая на третий свет. Но что это был за третий свет, Маратов не разгадал: туда вела длинная чёрная дыра или труба, из которой вытекали, как сор, потусторонние черви. На этом символика кончилась, и чёрное существо Маратова (или он сам, что теперь одно и то же) проснулось в холодном поту.

Утром Маратов сжёг портрет своей любимой жены.

Тараканы больше не залезали ему в ноздрю во время сна. Маратов почти стал чёрной тенью.

Но — даже будучи тенью — нельзя было не идти на работу, ведь надо зарабатывать знаменитые доллары. Без божества невозможно жить.

Но самым последним атомом своего сознания Маратов боялся идти преподавать (как раз кончился отпуск), ибо как может — думал он — чёрная тень преподавать? Это всё равно как если бы преподавал труп, скаля зубы и объясняя поэзию Байрона или Блока. Один только указательный палец был бы живым.

…С дрожью Маратов вошёл в храм просвещения. Кругом собирались по углам и по лестницам студенты.

Маратов вбежал в класс и вдруг преобразился. Чёрная тень осталась на месте, но надела маску — и вполне приличную.

В остальном было всё по-прежнему.

С этой маской потом получился смех и горе. Маратов надевал её — ведь она была «психологической», — как только входил в общество, особенно профессоров и преподавателей. Они устраивали вечеринки — часто на дому у кого-нибудь из учителей.

Пока чёрная тень выла внутри, Маратов, надев маску, говорил не «how are you», но и о погоде спрашивал, об автомобилях и о выборах даже…

Тем более везде были звёзды интеллектуализма.

Маска удобно сидела, прикрывая чёрное существо, которое выло, неслышно и незнаемо, а маска говорила, говорила и говорила…

О погоде, об автомобилях, о выборах…

И о Беатриче — так называли знаменитую актрису, заявившую, что успех значит всё и что Успех выше Бога.

И опять говорили о газетах, где стал мировой знаменитостью педераст-самоубийца, но об этом вскользь, больше о приличном: о погоде, об автомобилях и о выборах…

Маратов возвращался с этих вечеринок радостный, возвышенный.

Но однажды, после такой радости, проснулся — а чёрная тень (напоминающая теперь тень бегемота) сидит напротив него в кресле, а в нём, в Маратове, остается только малюсенький, тот самый последний атом сознания.

От такой малости Маратов тут же сгнил, но атом его сознания, напротив, сохранился и воспроизвёл себя в кипящих мирах Юпитера, по-прежнему одинокий и беспокойный.