Ужин, а это был именно он, прошёл в глубоком молчании. Герцогиня Вандербилдт искренне считала, что разговаривать за едой — верный признак дурного тона, да и слишком была погружена в свои собственные, не очень-то весёлые размышления, чтобы изображать радушную хозяйку, тем более что этот образ ей никогда и не нравился. Гости, внимательно следящие за любым оттенком настроения своевольной герцогини, тоже хранили молчание, стараясь лишний раз даже по сторонам не смотреть. Эмили, которой было очень интересно, кто же все эти люди (шутка ли, восемь человек приглашённых!), попыталась было завязать разговор со своей соседкой, черноглазой брюнеткой, нарочитая скромность наряда которой привлекала ничуть не меньше внимания, чем самое фривольное декольте, но леди лишь уголком губ дёрнула и отвернулась. Эми досадливо вздохнула, перевела взгляд на Дэвида, который сидел с противоположной стороны на самом дальнем от герцогини месте.

«Вот ведь, бабушка, зачем приглашала, если не рада?!» — с досадой подумала Эмили, лёгкой улыбкой благодаря наполнившего бокал слугу.

Не привыкший к таким вольностям слуга едва графин из рук не выпустил, поспешно отойдя от странной леди как можно дальше. А то мало ли, вдруг она ещё и разговор затеет, её-то саму, понятное дело, за такое своеволие в самом худшем случае всего лишь из замка выдворят и больше приглашать не будут, а он место потеряет и добро, если на конюшне не высекут, случаи бывали. Слуга так разволновался, красочно представляя себе возможные беды и напасти, что даже руки от волнения дрожать начали, когда герцогине вина подливал, графином о край бокала задел. Тонкий хрусталь, особого, музыкально зачарованного сорта, тонко зазвенел. Элеанора вздрогнула, вырываясь из зыбкого плена собственных размышлений, по сторонам рассеянно огляделась, не сразу вспомнив, кто все эти сидящие за столом люди и, самое главное, чего ради она их пригласила. Пухленькая, словно сдобная булочка, русоволосая дама неопределённого возраста, чьё потёртое платье ещё хранило следы давно минувшего шика, поспешно положила на край стола надкушенный кусочек хлеба и прощебетала:

— Что-то не так, тётушка?

Герцогиня Вандербилдт чуть заметно поморщилась, тонкий писклявый голосок гостьи ввинчивался в мозг, подобно сверлу в руках садиста-инквизитора, да и признавать свою «племянницу» почтенная леди не спешила. Впрочем, возможность родства тоже никогда не оспаривала, считая подобные действия унизительными для своего происхождения и положения в обществе.

— Эмили, ты уже успела познакомиться с моими гостями?

К мужу внучки герцогиня решила не обращаться, с того ведь станется так ответить, что все собравшиеся будут улыбками давиться. А позволять кому бы то ни было позорить великое имя Вандербилдт, да ещё и перед другими, Элеанора не собиралась.

«Когда бы я успела со всеми познакомиться?» — мысленно фыркнула Эми, но ответила с должным почтением, как того требовал не только этикет, но и любовь к этой пожилой даме, за холодностью и надменностью которой ощущалась опустошённость и что-то ещё, похожее не страх.

— Нет, миледи, я не имею чести знать Ваших гостей.

Элеанора приподняла уголки губ, обозначая одобрительную улыбку. То, что внучка, избавившись из-под опеки бабушки и выскочив замуж, не позабыла, чему её учили, приятно грело сердце и, чего греха таить, тешило самолюбие.

— В таком случае, позволь тебе представить, — герцогиня обвела сидящих за столом тяжёлым холодным взглядом, нарочно выдерживая паузу, дабы стало ясно, что никто из присутствующих не ровня ей по положению. — Лорд Арчибальд Трейси и его супруга, леди Амалия фон Вюнтебург.

Из-за стола с видимым трудом поднялся тучный мужчина, чьи угольно чёрные брови и волосы резко контрастировали с короткой серебристой от седины бородой. Следом за лордом поднялась сидящая подле Эмили брюнетка, поклонилась слегка, затенив чёрные глаза пушистыми опахалами ресниц.

— Леди Амалия третья супруга лорда Трейси, первая его жена удачно упала с лестницы вскорости после того, как переписала всё своё состояние на супруга, а вторая умерла от неизвестной болезни, очень похожей на отравление.

Герцогиня властным взмахом руки запечатала готовые сорваться с губ лорда Арчибальда возражения и продолжила с воистину змеиной улыбкой:

— Сама же леди Амалия, насколько мне известно, сирота, служила в модном доме мадам Эверси, если это кому-то что-то говорит.

Судя по чуть слышному шепотку гостей, о мадам Эверси и её модном доме «Сладкие грёзы» знали все. Официально мадам занималась тем, что создавала прямо-таки невероятные по красоте и роскоши наряды, стоившие баснословные суммы, но поговаривали, что была у мадам и иная, менее престижная, но отнюдь не менее популярная, статья дохода. И потому-то и название было столь многообещающим, и брали туда девиц молодых да пригожих. Была ли в этих грязных толках крупица правды или нет, но леди Амалия вспыхнула, словно ей горящий факел прямиком к лицу поднесли, судорожно дёрнулась, а затем пальцами спинку своего стула стиснула так, что даже ногти посинели, голову вскинула и отчеканила:

— Да, я действительно сирота и служила модисткой в доме моды мадам Эверси. Всё остальное является грязными сплетнями и не заслуживающими внимания домыслами, повторять кои не пристало Вам, миледи.

Герцогиня, довольная тем, что удалось унизить не только гостью, но и её супруга, сладко улыбнулась, не пытаясь скрыть насмешку:

— Милая моя, так ведь я ничего такого и не сказала, только факты, кои Вы сами и подтвердили. Разве кто-то услышал в моих словах что-то оскорбительное?

Гости вразнобой принялись уверять, что ничего непристойного сказано не было, особенно старалась русоволосая пышнотелая леди, с видом победительницы косящаяся в сторону бледной, точно полотно, леди Амалии.