— Дорогая, как ты можешь так думать? Я должен защищать то, что считаю справедливым, я против угнетения народов, а ты думаешь, что я сбегаю от тебя. Да нет же, нет, Эрмин! Если бы Виктор был жив и ты бы не страдала так сильно, я бы все равно поехал, только уезжал бы, не так переживая за тебя. Извини за прямоту и прошу тебя, перестань думать, что наш ребенок умер по твоей вине. Я доверяю словам бабушки Одины, она сказала, что этот малыш, едва родившись, уже был обречен на смерть. У нас будет другой ребенок, когда я вернусь!

— А если не вернешься? — возразила она. — Европа так далеко, а войны я боюсь. Мне страшно жить без тебя! Тошан, никому не понять, как я страдаю. Все вы говорите, что мне надо забыть Виктора, что такова его судьба. Но как я была горда и счастлива тем, что смогла родить тебе еще одного ребенка после всех этих лет, когда мы не хотели заводить детей. Я успела полюбить его. Мне не терпелось кормить его грудью, целовать, а теперь у меня в руках пустота. Ты же мой муж, говоришь, что любишь меня, а сам идешь на войну!

Она отстранилась от него и, сотрясаемая рыданиями, бросилась ничком на кровать. Тошан жалел о том, что высказал все напрямую. Он прилег рядом с женой и погладил ее по волосам.

— Мне жаль, я неправильно сделал, что объявил тебе об этом сразу, без подготовки, но я не знал, как лучше! Ты же меня знаешь, мне проще выложить все сразу, начистоту. И мне заранее было не по себе, я представлял, какую боль я могу причинить. Тебе и без того плохо.

— Да, плохо, ужасно плохо! — ответила она, приподнимаясь на локте. — А ты, ты все сам решил, даже не посоветовался со мной. Позвонил матери, с которой словом не перекинулся за много лет. Она, наверное, была счастлива до небес! Но у меня нет желания ехать в Валь-Жальбер, я хочу встречать Рождество здесь — с детьми и с тобой. Ты предал меня, Тошан! На следующей неделе ты должен был бы срубить в лесу елку, а мысль о том, что мы будем вместе с детьми украшать ее, успокаивала меня. Умоляю тебя: не уезжай! Ты мне так нужен! Мы потеряли сына, а тебе, можно подумать, на все плевать! Пожалей меня, не бросай!

Она смотрела на него в упор с видом обиженного ребенка. Слезы застилали ее голубые глаза, четко очерченные пухлые губы дрожали, как у испуганной девочки. Надо было иметь каменное сердце, чтобы не растрогаться.

— Эрмин, дорогая, — вздохнул он, — я ведь тоже очень страдаю из-за Виктора, но пытаюсь преодолеть это страдание и доказать свою любовь Мукки, Мари и Лоранс. Они здесь, с нами, они беспокоятся, видя, как ты изменилась, стала ранимой. Я пошел в армию ради их будущего, ради того, чтобы участвовать в борьбе, которую я считаю справедливой. Иди ко мне, нам осталось побыть вместе только две ночи. Не будем их тратить на слезы и пререкания. Любовь моя, мне тебя так не хватало!

Тошан искал ее губы, гладил рукой изгиб бедер. В конце беременности и в последовавшие после родов недели она отказывала ему в близости. Он знал, что теперь-то Эрмин может ответить на его желание, однако она решительно воспротивилась. Более того, она вырвалась из его объятий.

— Нет, я не могу! — воскликнула она. — Тошан, скажи мне, что все это неправда, что ты не уедешь! У меня не хватит сил жить без тебя. Мы столько месяцев спали вместе на этой кровати, и, просыпаясь, я всегда смотрела на тебя, чтобы убедиться в том, что ты рядом. И вдруг ты исчезнешь! Мы и так часто с тобой расставались… Когда ты работал на фабрике и в Вальдоре. Я не подписала ни одного контракта на сороковой год, чтобы быть вместе с тобой и нашим ребенком, а ты уезжаешь на край света.

Новый приступ рыданий мешал ей говорить. Тошан обнял ее и прижал к себе. Он чувствовал себя бессильным перед лицом такого огромного отчаяния.

— Дорогая, я уже не могу отступать, — прошептал он ей на ухо. — Тебе не нужен бесчестный мужчина! Ко всему прочему, ты и так меня содержишь. Ты зарабатываешь столько, сколько мне вовек не заработать. Я смирился с этим, потому что люблю тебя. И если я расширил родительский домик, сделал из него настоящий большой дом, так только для того, чтобы показать тебе, что и я на что-то способен.

— Я знаю, — согласилась она, — и все же мы были счастливы. Тошан, если я тебя потеряю, я этого не выдержу. Господи, если тебя не станет, я не смогу больше жить, я же чувствую это.

Эрмин смотрела на него, не сводя глаз, словно в горячечном бреду. Она дотронулась до его лба, губ, шеи.

— Если бы ты знал, как я тебя люблю! — воскликнула она наконец, целуя его.

Ее толкнуло к нему желание забыться. Ей хотелось стереть из памяти пройденное испытание, изгнать призрак войны. Тошан тотчас же загорелся, в свою очередь осознав, что может случиться и так, что он больше никогда ее не увидит. Однако он сдерживал себя, чтобы не отпугнуть Эрмин. Она слегка отодвинулась, когда он расстегивал рубашку, чтобы затем склониться над ее прекрасными округлыми грудями и ласкать их дерзкой рукой. У Эрмин промелькнула мысль, что, не распорядись судьба иначе, она кормила бы этой грудью ребенка, но, когда ощутила тепло тела Тошана, волна удовольствия захлестнула ее. Он стягивал с себя одежду. Смеясь и плача, она скинула с себя юбку и прижалась к нему.

— Любовь моя! — простонала она. — Милый мой! Обними меня крепко-крепко, мне так хорошо в твоих объятиях. Как хорошо! Никого на свете, кроме тебя! Я так тебя люблю!

Опьяневший после долгого поста, он только сдавленно вскрикнул в ответ. Его пальцы нащупали подвязки ее шелковых чулок, затем задержались на нижней части ее живота, все еще мягкого после родов.

— Эрмин, я тоже тебя люблю, если бы ты знала, как я тебя люблю! — тихо проговорил он. — Ты — моя жена, мое самое ценное сокровище.

Не в состоянии больше сдерживать себя, стремясь наконец-то овладеть ею, Тошан медленно вошел в нее, и она застонала от восторга. Она не помнила себя от страсти. Она царапала и кусала Тошана, а он, желая добиться как можно большего наслаждения для них обоих, делал свои ласки все изощреннее, стараясь припомнить все свои познания в науке любви. И вскоре они стали единым целым, им не хватало воздуха, их молодая плоть испытывала исступленный восторг. Нагота возбуждала Эрмин, которая забыла стыдливость и глухо вскрикивала. Когда муж решил выйти из нее, чтобы она снова не забеременела, она удержала его.

— Нет, оставайся, я хочу от тебя ребенка, который будет таким крепким, что смерть не сможет его у меня отнять! — шептала она.