Ричард даже не пытался ее ласкать — из страха, что любимая снова придет в смятение. Прежде он бывал излишне своеволен, считал, что своим напором непременно приведет ее к блаженству и что вести себя в постели иначе — не по-мужски. И Лисбет уступала своему «завоевателю», такому красивому и страстному, но теперь пришло время продемонстрировать, что он может быть и ласковым, и обходительным.

Их губы заново узнавали друг друга — в гармонии, в нежности. Мало-помалу Элизабет расслабилась, ушли все тревоги и страхи, и она с изумлением почувствовала, что снова его хочет. Взяла руки мужа и направила их к грудям с затвердевшими сосками. Он поласкал их немного, потом накрыл ладонями, а потом осыпал пылкими поцелуями.

— Не снять ли тебе сорочку? — невинно поинтересовался он. — В комнате так жарко…

— И ты тоже можешь раздеться, — выдохнула Элизабет. — И закрыть двери на ключ.

Ричард встал и сделал, как она попросила. Он принуждал себя к спокойствию, но в предвкушении такого нежданного счастья сердце то и дело срывалось в галоп.

«Может, она еще передумает!» — говорил он себе.

Когда он вернулся к кровати — в одних кальсонах, с обнаженным торсом, Элизабет уже лежала на красном атласном стеганом одеяле с закрытыми глазами, восхитительная в своей наготе. Нательная сорочка комком валялась на коврике.

«Хотя бы этому старому извращенцу не досталось шанса ею полюбоваться! — подумал он, не в силах отвести от молодой женщины глаз. — Поддавшись своим грязным инстинктам, Ларош осквернил и унизил ее, удовлетворил низменную похоть. Спасибо, Господи, что теперь Элизабет — моя жена, и я готов довольствоваться созерцанием этой красоты!»

Приоткрыв глаза, она увидела, что Ричард стоит у кровати и смотрит на нее с бесконечной любовью и восхищением. Сладостное тепло, зародившееся внизу живота, растеклось по ее телу, проникло в каждую клеточку.

«Я исцелилась! Мне уже не страшно!» — обрадовалась Элизабет.

И позвала его улыбкой — алчущая и отдающаяся его власти. Не веря своей удаче, Ричард снова прилег, подрагивая от возбуждения. Громыхнул гром. Только сейчас любовники заметили, что в комнате темно и что солнце спряталось за серо-синими тяжелыми тучами.

— Хорошо, если бы пошел дождь, — прошептала Элизабет. — Прошу, целуй меня, целуй крепче!

Он откликнулся на эту тихую мольбу, от игры губ и языков воспламеняясь все больше. Он так хотел обладать ею, до дрожи, и с трудом сдерживался.

— Любимая, не хочу ни к чему тебя принуждать.

От сдерживаемой страсти его голос охрип. И вдруг, не думая больше ни о чем, он сунул руку меж ее бедер, чтобы подразнить интимный цветок, встретивший его таким знакомым шелковистым теплом и мягкостью. Когда мужские пальцы стали ласкать ее бутон любви, Элизабет застонала от наслаждения.

— Ричард, я тебя люблю! — прошептала она. — Иди ко мне, я не боюсь! Возьми меня!

Она обнимала, тянула его на себя, впивалась пальцами в плечи, а ему — ему хотелось кричать от радости. Очень медленно и деликатно он вошел в нее и был тут же вознагражден: с коротким восторженным криком она обвила ногами его бедра.

В любовной горячке они почти не слышали шума грозы, они наслаждались и любили, позабыв об апрельской трагедии. Торжествуя, задыхаясь от счастья, Элизабет смеялась, и плакала, и льнула к любимому.

Черный призрак со страшным, перекошенным лицом больше не имел власти ни над ее телом, ни над сердцем. Мучительная сцена на чердаке, отмеченная насилием и ужасом, лишилась своего яда.

— Лисбет, любимая моя! — снова и снова шептал Ричард ей на ушко, не забывая и о поцелуях.