Гийом не мог отвести взгляд от черной воды, в которой только что исчез зловещий сверток продолговатой формы. Волны с плеском ударялись о корпус судна, в небе, как и в любой другой вечер, сияла луна, а тело, зашитое в саван с кусками чугуна для утяжеления, было предано океану.

Капитан все еще стоял навытяжку, приставив руку к своей обшитой золотым галуном фуражке. Часть экипажа присутствовала на совершаемой в желтом свете керосиновых ламп церемонии, стремительной и вызывающей бурю эмоций.

Давид Бассан уважительно поприветствовал капитана и теперь, как и молодой плотник, неотрывно смотрел на воду. Его мать упокоилась здесь, в безвестной точке Атлантики, не прожив и дня из той новой жизни, которая была уготована им на американской земле.

Рядом с Гийомом стояли, облокотившись о перила, Колетт с Жаком, своим супругом. Лица у них были печальные. Двоих сыновей они оставили под присмотром Катрин.

- Не хотелось бы мне вот так умереть, - пробормотала Колетт. - Только подумаю - и мороз по коже!

- Да уж, пойти на корм рыбам - небольшая честь, если спросите меня, - подхватил ее супруг. Он чуть растягивал слова, что выдавало в нем северянина. - Но другого выхода не было. Проклятье! Это морской закон. Я тут разговаривал с одним матросом - такого наслушался!

Бывший шахтер состроил гримасу, показав донельзя испорченные зубы, и продолжил:

- Я имел несчастье обмолвиться, что у себя, в Валансьене, разводил кроликов. Так вот, оказывается, слово «кролик» на борту говорить запрещено. И «заяц», и «веревка», и «шпагат»! А хуже всего, мсье Дюкен, - это причинить вред чайке! В этих птицах живут души утопленников.

- Ба! Вот чего можно не опасаться! - проворчала Колетт. - Пока мы в открытом море, чаек не видать!

Гийом кивнул, давая понять, что разговор показался ему интересным, и только потом распрощался. Ему не терпелось вернуться к Катрин, поцеловать дочку, даже если она уже спит.

«Благодарение Богу, корабль новый и пребывание на нем более комфортное, чем это было раньше. Не хотел бы я, чтобы две мои принцессы путешествовали на судне, похожем на те, что перевозили эмигрантов последние двадцать лет!»

В их отсеке было почти пусто: пассажиры ушли в столовую. Катрин, лежа на боку, рассказывала Полю сказку.

- Элизабет съела свой суп и сразу уснула, - пояснила молодая женщина. - Поль ведет себя хорошо, а вот его братец убежал неизвестно куда, хоть я ему и запрещала!

- Он наверняка вертится в районе камбуза, не волнуйся. Леонар - большой мальчик, ему уже десять, - рассеянно отвечал Гийом. - Их родители скоро придут. А ты поела, Кати, любимая?

- Немного супа, как и наша красавица. Твою порцию я захватила с собой и ломоть хлеба.

В серых глазах мужа Катрин прочла отражение сдерживаемых им эмоций. Она не стала его расспрашивать, зная, что позже он сам все расскажет. Она нежно взяла супруга за руку. Он присел рядом. Малыш Поль, сидящий на койке напротив, сунул палец в рот и стал его посасывать - так ему не терпелось узнать, чем закончилась сказка.

- Я дорасскажу завтра, - пообещала ему Катрин. - Мы дошли до середины, когда пришел Гийом. Иди на свою кроватку, ты наверняка очень устал.

Ласковый голос Катрин творил чудеса с маленькими детьми, равно как и ее красота. Поль тут же послушался.

- Чудесный ребенок! - сказала молодая женщина. - Надеюсь, на этот раз я рожу тебе сына. Черноволосого, как ты, и с твоими глазами.

- Нет, пускай у него будут твои волосы и глаза как у тебя, зеленые с золотом. Элизабет унаследовала лазурный взгляд моего отца, нам повезло.