Из кармана плаща, висевшего с другой стороны приоткрытой двери, торчала черная рукоять пистолета. Эван засунул оружие поглубже и вышел на лестничную площадку, следуя за Мией по коридору.

Один глаз Питера требовательно смотрел на Эвана. Другого глаза не было видно за пачкой замороженного гороха. Мальчик откинулся на подушки, лежа на кровати в форме гоночной машины, накрытой простынями с изображением Гарри Поттера. Волосы на виске торчали под странным углом – последствия инцидента с «пиратским» скотчем. Эван и Мия стояли у кровати, будто провожали тело в последний путь.

Питер убрал горох; другой глаз мальчика был опухшим и красным из-за лопнувших сосудов. Выглядело это пугающе, хотя на самом деле повреждения были незначительными. Тем не менее Мия охнула.

Питер улыбнулся Эвану, сверкнув передними зубами.

– В следующий раз, да?

– Нет, – строго возразила Мия. – Не в следующий раз. Мы так проблемы не решаем, Питер. В следующий раз ты поступишь умнее – так, чтобы мы с тобой не оказались в кабинете у миссис Димарко. Эван, пожалуйста, скажите ему.

В комнате пахло пластилином, зубной пастой и жевательной резинкой. На папке с домашним заданием, лежащей на полу, сверкала золоченая эмблема с изображением улыбающейся кукушки: «Начальная школа Роскомер-роуд». Под потолком висели три воздушных шарика с фирменным знаком детского обувного магазина. На столе над человечком из конструктора «Лего», похоже, проводилась какая-то хирургическая операция: он лежал сверху на тряпке рядом с несколькими ватными палочками и тюбиком суперклея. На гво́здике под вентиляционным отверстием висела выполненная цветными мелками картинка с тремя обезьянами – «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу». Эван чувствовал себя так, будто высадился на неизведанной планете.

Он прокашлялся.

– Драться нехорошо, – сообщил Эван.

Убрав волосы со лба, Мия бросила на него взгляд, одновременно разочарованный и ободряющий.

– Гораздо более эффективным способом разрешения конфликта будет наябедничать, – продолжил Эван.

Неодобрительное молчание Мии было столь красноречиво, что, казалось, звенело в воздухе.

И тут у нее зазвонил телефон, проигрывая музыку из «Челюстей». Мия вынула телефон из кармана и замерла.

– Простите. Прошу прощения. Серьезная проблема на работе. Не могли бы вы…

Эван кивнул, и Мия, отвечая на звонок, вышла из комнаты. Эван обратил внимание на то, что дверь она оставила открытой. Питер выжидательно смотрел на него. Что, черт возьми, он, Эван, вообще тут делает? Его мысли вернулись к Кэтрин, запертой в номере мотеля и ожидающей рассвета и его возвращения. Ее отца держали в заложниках злоумышленники. Может быть, его связали? Заткнули ему рот кляпом? Били?

Эван оглядел комнату, словно надеялся найти в ней нужные слова. Не нашел. На столе стояла семейная фотография в рамке. На ней Питер был еще младенцем, у Мии была уже давно вышедшая из моды прическа, а ее муж, глядевший в камеру сквозь очки, беззаботно улыбался. Записка, приклеенная к подоконнику, содержала очередную порцию мудрости от Питерсона: «Улучшай что-нибудь в каждом месте, где ты находишься».

Эван закрыл глаза и вспомнил свои детские годы. Он представил себе, как подрагивают губы Джека, когда он раздумывает над вопросом, будто пытаясь подобрать слова. Эван подтянул к себе шаткий стул, развернул его и уселся задом наперед.

– Слушай, – сказал он, вздохнув. – Я не знаю, каково тебе, но меня бесит то, что пацан сделал с тобой такое.

Питер покосился на свои руки, лежавшие поверх простыни.

– Наверное, он начал к тебе приставать, ты попытался защититься и получил кулаком в лицо, – продолжил Эван. – Это нечестно и фигово, конечно.