Внезапно Дайне пришло в голову, что, возможно, она не совсем права на его счет ибо судила о нем точно о персонаже из фильма, видя его лишь с одной стороны. Она составила свое мнение о нем на основании чужих слов, вернее на основании сплетен, передаваемых из уст в уста возбужденным шепотом, вызывавших у нее естественное отвращение.

Дайна едва не рассмеялась, подумав, какую серьезную дуру разыгрывала из себя, роясь в каждой его фразе в поисках скрытых мотивов.

Но в тот же миг она осознала куда более глубокую и мрачную причину, из-за которой отталкивала его от себя. Она слышала, как разные люди один за другим называли Рубенса безжалостным, жестоким человеком, чье сердце тверже алмаза. К тому же он обладал властью; он являлся символом Лос-Анджелеса. Не потому ли ее так сильно тянуло к нему? Кем он мог бы стать для нее? Дайна знала, что он опасен, и это знание тревожило и мучило ее. И вот теперь она вдруг увидела, как события предыдущей жизни вели ее прямиком к этому моменту. Да, травма зафиксировалась в ее сознании еще до того, как она сегодня покинула свой дом. И все же в ней крепла уверенность, что, не случись этого, произошло бы что-нибудь другое, но результат в любом случае был бы тот же самый.

Медленным жестом она протянула вперед руку и положила свою ладонь на его и, глядя ему прямо в лицо, произнесла одно лишь слово.

— Оставайся.

Прикоснувшись к его сильным, мозолистым пальцам, Дайна невольно вспомнила о Жане-Карлосе. Она подумала, что Рубенс обладает той же грубой животной привлекательностью, необычной, тщательно замаскированной силой. Дайне даже казалось, что его кожа искрится.

В первый раз с момента их знакомства Рубенс проявлял нерешительность. Заметив это, она сказала:

— Перестань. Ты был скотиной, а я — стервой. Это вовсе не значит, что мы не можем провести вместе пару часов. Возможно, мы просто не понимали друг друга.

Рубенс уселся вновь. Дайна отпустила его пальцы и заметила, что он пристально изучает ее лицо.

— Что ты там разглядываешь?

— Знаешь, ты самая необычная и красивая женщина, которую я...

— О, господи, Рубенс!

— Нет, нет, — он поднял ладонь, точно защищаясь. — Я говорю серьезно. Это звучит странно, но мне кажется, я никогда не видел тебя раньше по-настоящему. Ты была просто новой девушкой....

— Добычей.

— Каюсь, виноват, — однако в его словах звучало мало раскаяния. — Меа culpa. Это как конвейер: к нему так легко привыкнуть. Наша жизнь ничем не отличается от обыкновенной фабрики, разве только вместо сырья мы имеем дело с человеческой плотью, — он махнул рукой, точно отгоняя нарисованную им самим картину. — В любом случае, через некоторое время это становится чем-то вроде наркотика. Женщины появляются и исчезают..., говоря словами Микеланджело, — он рассмеялся, и Дайна вслед за ним, заинтригованная его цитатой из Элиота. — Это так легко, чертовски легко, что иногда просто хочется кричать.

Она состроила презрительную и недоверчивую гримасу.

— Ты хочешь сказать, что не таков рай в представлении любого мужчины?

— Я скажу тебе кое-что, — произнес он серьезным тоном, наклонившись вперед. — Рай — это нечто пригодное только для несбыточных грез. Он не подходит к реальному миру. И знаешь почему? В раю нет места опасности. Мы, — он обвел залу широким жестом, — все мы нуждаемся в опасности, чтобы выжить. Чтобы жить и делать... свое дело, взбираясь с каждым годом на все более высокий уровень. — Он внимательно следил за выражением ее лица. — Ты полагаешь, что отличаешься чем-то от всех нас. Дайна? — он покачал головой. — Нет, ты сама знаешь, что это не так. — Рубенс отодвинул в сторону стакан, так что между ними на столе образовалось пустое пространство.

— Возьми, например, «Хэтер Дуэлл». Будешь ли ты счастлива, если картина не наделает шуму и не окажется супербоевиком, каким мы все ее считаем? Разумеется, нет. Ты не успокоишься, пока не станешь первой. Но без этой энергии и уверенности в собственных силах тебе просто не выжить здесь... или где бы то ни было еще.

— В тебе, — продолжал он, — однако, есть нечто, чему я не могу найти объяснения. Словно ты чудом перенеслась сюда из другого измерения, — Рубенс склонил голову набок. — Ты решишь, что я просто твержу заученную роль, если скажу, что ты не такая, как все вокруг.