Аня и сама не заметила, как очутилась рядом с ним на диване, потянулась к нему всем телом. Закрыв глаза от нахлынувшего внезапно незнакомого, но очень приятного чувства, она ловила сводящий ее с ума мужской запах — любимый ею аромат его парфюма с привкусом сигарет и намеком на алкоголь. Не таким отвратным, каким всегда благоухала мать, а дорогим, хорошим, вкусным. Не вызывающим отторжения.

В какой-то момент ей показалось, что она чувствует губами его дыхание. Теплое, приятное, щекочущее. Сразу же закружилась голова, и Аня окончательно потеряла контроль над собой. Она понимала только, что ей очень хорошо. Нет, не хорошо, а мучительно сладко, когда где-то внутри что-то сильно, ритмично сжималось в такт поцелуям.

— Поцелуям?! — озарило ее вспышкой стыда, а затем вспышка превратилась в ровное, горячее пламя.

Пламя стыда и позора!

Калинин резко открыл глаза, секунду смотрел на нее недоумевающе, а потом отшатнулся и ее оттолкнул от себя.   

Аню словно ветром сдуло с дивана. Инстинктивно отскочив на несколько шагов от мужчины, она все еще пребывала в смятении. Ничего не видела и не слышала. Единственное, что она понимала, это то, что она совершила ужасную глупость, которая может стоить ей хорошего к ней отношения.

— Ань? — позвал ее Калинин, но у нее не хватило смелости взглянуть ему в глаза.

Лицо пылало огнем, в голове шумело, отнимая способность мыслить, и очень хотелось плакать. Поэтому она просто закрыла глаза и тупо молчала.

— Ань, ты чего? — мягко, очень мягко спросил он, без намека на упрек. — Зачем?

Только от этой его мягкости и доброты становилось еще хуже.

— Простите, пожалуйста, — затрясла она головой, все так же не смея поднять на него глаз. — Я… я не знаю, что на меня нашло… — чтобы скрыть свое смущение, она бросилась на кухню.

Он пришел за ней следом и без слов устроился за столом.

— М-м-м, как аппетитно выглядит, — он увлеченно рассматривал сервировку стола и блюда на нем. — А можно мне чаю? — воскликнул так, как будто ему не терпелось приступить к ужину.

Аня поставила перед ним кружку, а сама сбежала к себе в комнату. В буквальном смысле сбежала и не смела выходить оттуда до самого утра. Позволила себе выбраться из своего укрытия лишь раз, чтобы убрать со стола и сходить в туалет, и то только тогда, когда решила, что опер уже крепко спит.

И ночью она плохо спала. Ворочалась всю ночь, постоянно проигрывала эту сцену в зале в голове, отменяла ее мысленно, придумывала другое продолжение. Корила себя, а потом с замиранием сердца гадала, что было бы, поведи он себя по-другому, ответь ей взаимностью.  

Утром она проспала, но это и к лучшему — не пришлось за завтраком краснеть, глядя в глаза Калинину. Хватит с нее ночных мучений, а ведь еще предстояли дневные и, хуже всего, вечерние. Впервые Аня желала, чтобы он задержался на работе как можно дольше. Потом напал страх — а вдруг он решит избавиться от нее, прогнать? Зачем ему такая неадекватная жиличка? Одни проблемы от нее...

Когда в обеденное время Калинин позвонил ей и попросил спуститься вниз, Аня занервничала еще больше. Хорошо хоть не сказал: «вместе с вещами». Им предстоит серьезный разговор? Когда он скажет, что между ними нет ничего общего, и никогда не будет никаких чувств? Что она просто глупая дурочка, слишком юная для него, неспособная вызвать в нем мужской интерес? Она знала все, что он скажет ей, и от этого мучилась еще больше.

Но Калинин ее звал не за этим.

— С отцом хочешь встретиться? — огорошил он ее, как только она вышла из подъезда.

Аня по инерции сделала шаг вперед и остановилась.