Рассказ о Большом Московском соборе был бы неполным, если не упомянуть о том, что Симеону Полоцкому пришлось «со своей памяти», то есть по прошествии некоторого времени взяться за описание «низложения с престола бывшего патриарха Никона». Самых значительных деяний собора насчитывается шестнадцать. При этом Симеон Полоцкий не уподобляется обыкновенному хроникеру, а преподносит собственную точку зрения на события, сводя их в тематические блоки для удобства цельного и связного представления.
Примечательно, что в одном из решений собора было положено начало важной традиции: священники должны были учить детей своих, «приготовляя на места свои, чтобы не допускать на священство сельских невежд, из которых иные ниже скоты пасти умеют, колмы паче людей».
Когда «Деяния…» увидели свет, то любой, взявший их в руки, мог прочесть извинительную фразу: «Если окажется в труде сем какой-либо недостаток, то надлежит его исправить и потребное приложить». Почти через два века русские богословы и исследователи раскола успешно выполнили эту работу.
Глава VIII. Зело было стязания много
Антиохийский патриарх Макарий, завершив пребывание в Москве, отправился в свою вотчину, сделав остановку в Макарьевском Желтоводском монастыре, из которого отписал патриарху Иоасафу: «В здешней стране много раскольников и противников не только между невеждами, но и между священниками: вели их смирять и крепким наказанием наказывать».
В наблюдательности верховному пастырю, окормлявшему окраину турецких владений, Антиохию, нельзя отказать. Напомним, что Московский Священный собор в ходе заседаний рассмотрел дела «вождей старой веры», а ослушникам из церковного клира пригрозил вечным проклятьем, совместно «с Иудою предателем и с распявшими Христа жидами… и со прочими… еретиками».
К числу сочинений, «особенно полезных для просвещения христиан светом евангельской мысли и для обличения неправых мнений старообрядческих», был причислен «Жезл правления» Симеона Полоцкого. С кем же предстояло ему скрестить копья в острой полемической схватке? В предисловии говорится: «Ныне сатанинным действом вооружились… вторые филистимляне… во-первых: исходит Никита, бывший поп соборныя церкви Сузделя града… Равный борец и подобный Никите хулитель – Лазарь поп со своим богомерзким полчищем…»
«Как Давид против великана Голиафа», по образному сравнению современника, выходил Симеон Полоцкий со «своим мысленным жезлом», не оставив камня на камне от воззрений первоучителей раскола. А между тем доля истины в защите древнего отеческого благочестия имелась. Никоновы справщики книг были далеко не безгрешны, допускали ошибки, вызывавшие разночтения. Об этом прочитаем откровение поэта приказной школы Савватия:
Трехперстное осенение крестом и другие церковные обычаи вошли в духовную жизнь через несколько веков после того, как от Византийской империи не осталось и следа, а Россия продолжала блюсти верование, исходящее от Крещения Руси. Об этом писалось в челобитной, которую направили царю Никита Пустосвят и Лазарь. Они без обиняков утверждали, что русская церковь в результате никоновых новин «потеряла православие, а церковные книги преисполнены всяких злых ересей».
Не слишком грамотному провинциальному русскому духовенству любой мало-мальский отход от прочно установившихся традиций казался всемирным потопом. Но вступать в открытый спор с реформаторами Русской Православной церкви и самим царем отваживались далеко не все. Первым это сделал протопоп Аввакум в 1654 году, то есть за десять лет до того, как Симеон Полоцкий обосновался в Москве.
«Паки реку московское житие, – начал свое повествование Аввакум после возвращения из дальневосточной ссылки. – А се посулили мне Симеонова сесть на Печатном Дворе книги править…» Но молчаливо корпеть над страницами церковных фолиантов Аввакум не намеревался и, как он писал в «Житии», не единожды ходил к боярину Федору Михайловичу Ртищеву и митрополиту Крутицкому Павлу «браница со отступниками и много шумел с еретиками о вере и законе».
В это же самое время Симеон Полоцкий был частым гостем и в доме знатного российского вельможи и владыки Павла, где бывал и Аввакум. Называя своего оппонента «старцем»[59], протопоп говорил: «Острота, острота телесного ума! да лихо упрямство; а се не умеет науки». Аввакуму были ненавистны приверженцы философии, риторики и красноречия. Без сомнения, Симеон Полоцкий входил в их число.
Перу протопопа Аввакума принадлежат десятки книг, посланий, которые ходили по России, порождая противление церковным нововведениям. В такой обстановке Алексей Михайлович решился предпринять последнюю попытку к полюбовному разрешению нескончаемой распри.
Выполняя поручение царя, к непокорному протопопу отправились Симеон Полоцкий и боярин Артамон Сергеевич Матвеев. Дважды, 23 и 25 августа 1666 года сходились противники в словесных перепалках. При всей горячности споров Симеон Полоцкий отдавал Аввакуму справедливость, отделяя природный ум и настойчивость от глубоких заблуждений. Являлись они таковыми или нет – предмет многолетней полемики. Прослеживая житие Симеона Полоцкого, мы не вправе не упомянуть о ключевых воззрениях первоучителя раскола на культуру.
В описываемые времена понятие «культура» робко пробивало ростки сквозь толщу невежества усилиями одиночек и подвижников, представителей либо правящей элиты, либо церковнослужителей. Православной церкви волею обстоятельств было суждено вместе с окормлением паствы учиться самой и нести просвещение в народ. Аввакум на дух не переносил элитарности культуры и, тем более, деления «братьев по духу» на наставников и учеников. Священник и мирянин равны перед Богом и потому всякая церковная иерархия, по мысли Аввакума, абсурдна. Учительский труд и писательство для протопопа стоят ниже нравственного устроения души. «Верному человеку подобает молчанием печатлети уста и выше писанных не мудрствовати», – противоречит Аввакум сам себе, ибо он сам был учитель и плодовитый писатель.
Итак, конец августа 1666 года. Слово Аввакуму:
«И я в то время плюнул, глаголя: сердит я если на дьявола, воющего в вас, понеже с дьяволом исповедующие едину веру и глаголеши, яко Христос царствует несовершенно, равно со дьяволом и еллины исповедуеши во своей вере…»
Аввакум ни разу не упоминает в «Житии» имени Симеона Полоцкого, метая громы и молнии по адресу «последышей Никона», походя раздавая им ядовитые характеристики. «С этим философом, зело было стязания много: разошлись, яко пьяны; не мог и поесть после крику». Кричал больше, конечно, Аввакум, человек упрямый и непоколебимый в своей убеждениях. Становилось ясным как Божий день, что одними увещеваниями одолеть раскольников не удастся. И вовсе не случайно, что Большой Московский собор приравнял старую веру к «воровству», а самих ее приверженцев объявил государственными преступниками.
Мы не станем пересказывать содержания «Жезла правления», однако сосредоточим внимание на отдельных статьях, действенность которых на многие лета предопределил труд Симеона Полоцкого.