Лис подошёл ближе и сел у его ног.

‘любовь здесь. братья здесь… почему дом не здесь?’

Он задал этот вопрос таким невинным, таким серьёзным тоном, что Лексий неожиднно спросил себя: а правда, почему?

– Но этот мир мне чужой, – напомнил он.

‘ты бы не стал воевать за чужое.’

Лунный зверь склонил голову, обернул пушистые хвосты вокруг лап.

‘я знаю… знаю, что чувствуешь. я родился не здесь… далеко. но не всегда остаёшься там, где родился. не это важно.’

И Лексию показалось, что он его понял.

– Ты скучаешь по своей хозяйке?

Сколько одиночества могло поместиться в этих бездонных синих глазах? Сколько никому не нужной любви? Сколько тоски, отвергнутой преданности, воспоминаний о том, чего больше нет?

‘всё ещё помню её запах. чую её во сне. как будто здесь. как будто совсем рядом…’

Лексий искал слова и ответил не сразу.

– Ты знаешь, – наконец сказал он, – там, откуда я родом, есть книга… один из героев которой ужасно похож на тебя… и в ней говорится, что, когда даёшь себя приручить, потом случается и плакать.

‘да. правда.’

Какое-то время они сидели в тишине и слушали треск костра. А потом Лунолис ни с того ни с сего сказал:

‘дай мне свой камень.’

Лексий не сразу сообразил, о чём он. Ах да, медальон…

‘да. его. не бойся. всего на минуту…’

И зачем Лису вдруг понадобилась эта вещица? Лексий пожал плечами, но послушно снял шнурок и надел его на подставленную лисью шею. Стоило медальону коснуться золотисто-белой шёрстки, как светлые прожилки в камне засветились мягким светом – и снова погасли.

‘готово… возьми.’