Лина обиженно засопела, мысленно прося прощения у Максимилиана за такие слова. Но говорить, что она любимая жена и Алкмена тоже дорога своему Валерию не хотелось. Пусть лучше думает, что она никаких тёплых чувств к мужу не испытывает. Дополнительных козырей враг не получит.

   - Ты врёшь! Привяжите её! - крикнул он и в ту же секунду её схватили, с силой растянули руки и притянули к столбам. Дыхание тут же перехватило от воспоминаний, точно так же как и сейчас, она стояла привязанная, и ждала, зная, что ударов плетью не миновать. Безумно болезненных, пробивающих до самого сердца.

   Царь подошёл к пленнице, и уже шёпотом, наклонившись к ней, сказал:

   - Я знаю, что он тебя любит. Маленькая, неизвестная девочка, растопила холодное сердце полководца, я всё знаю и не надо мне врать.

   Лина молчала как партизан, и смотрела в пустоту. Ей было очень интересно - откуда он так много знает, очень интересно.

   - Ты бываешь на военных советах, ты знаешь планы полководца?

   - Бываю, но я в них ничего не понимаю. Да и не посвящают меня в свои планы они, - ответила она, и через секунду почувствовала резкую боль, пронизывающую всё тело - это был первый, предупредительный удар хлыстом. Перед глазами поплыли тёмные круги, и ей стоило больших усилий не закричать, но нет, кричать она не будет.

   - Отвечай!

   Лина молчала. А что говорить? Она даже не знала, что хотел этот персидский царь! А так придумала бы чего-нибудь, должна же быть хоть какая-то польза от длинного языка. Но, похоже, он и сам не знал, что ему было надо от пленницы.

   - Двадцать ударов, - скомандовал он.

   Лина почувствовала, как чьи-то грубые руки рвут платье на её спине, и посильнее обхватила верёвки в напряжённом ожидании ударов.

   - Смотрите! - воскликнул кто-то.

   Девушка уже не видела, кто это был, а только почувствовала грубую руку на своей спине, изучающую шрамы.

   - Откуда это у тебя? - грубо спросил персидский царь.

   - Ты мне всё равно мне не веришь, зачем мне отвечать, - пробурчала Лина и приготовилась к ударам.

   В воздухе засвистел хлыст, и обжигающая боль прошла через всё тело, которая буквально раздирала девушку на части, а она, с силой впиваясь руками в верёвки, и напрягая каждую мышцу на теле, задыхалась, сдерживая крик. Лина стойко встречала каждый удар. А они сыпались на неё без остановки, один за другим, один за другим, и слились в одну чёрную липкую пелену, отзываясь звоном во всём теле. Солёный пот смешался с кровью, сочившейся из ран, что заставляло их жечь еще больше, а они все продолжали бить и бить.

   Хотелось реветь от невыносимой боли, и как никогда в жизни оказаться в объятьях мужа, таких сильных и надёжных, ощутить его сильные руки на своём теле. Что бы он прижал к себе и сказал что всё хорошо, что он рядом. Предательская слеза скатилась с уголка глаза. "Но нет, плакать я не буду, - гневно подумала она, - и кричать тоже".

   Свист хлыста звенел в ушах, оглушая, и через некоторое время через завесу боли послышался - "Достаточно", - и позволила сознанию покинуть её, не видя смысла оставаться в нём.