В детстве я боялась почти всего. Я плохо помню эту историю, но мама рассказывает так. Однажды, когда мне было пять лет, к нам приехали родственники, и дети – я, моя старшая сестра и наши двоюродные братья и сестры – играли все вместе. Когда все дети кроме меня, взявшись за руки, стали прыгать в бассейн, мама, зная, что я боялась воды и не умела плавать, стала внимательно за мной наблюдать.

Мне явно до смерти надоело только смотреть на них, поэтому, когда в очередной раз все выстроились, чтобы взяться за руки и снова прыгнуть, я присоединилась к ним. Мама говорит, что ждала, когда я отпущу руки, но я этого не сделала. Я прыгнула вместе с остальными, визжа и хихикая, но только до тех пор, пока мы не коснулись воды. Я пошла прямиком на дно, и дядя бросился меня вытаскивать.

Я бы очень хотела узнать, когда именно я из тихой малышки, которая как хвостик ходила за другими, превратилась в отправившуюся в кругосветное плавание девочку, нисколько не сомневающуюся в том, что при достаточном упорстве она сможет достичь всего, что задумала.

Я поняла, что, если хочешь жить по-настоящему, нужно действовать, неотступно следуя самым смелым мечтам. Я не помню день, когда прыгнула в бассейн, это всего лишь история, которую любит рассказывать мама. Но где-то между этим моментом и тем днем, когда я отправилась в плавание из Сиднейской бухты на «Розовой леди», я осознала то, что Хелен Келлер выразила гораздо лучше, чем могла бы сказать я: «Жизнь – это либо дерзкое приключение, либо ничто».

Чтобы стало понятно, почему у меня возникло желание совершить кругосветное плавание, следует начать с рассказа о родителях. Как любит напоминать папа, без них меня бы не было на этом свете, и только благодаря поддержке семьи я обрела возможность осуществить свою мечту.

И моя мама Джули, и папа Роджер родились в Новой Зеландии. Там они в 1986 году поженились, а в 1987-м – перебрались в Сидней. Купив на шоссе Парраматта Роуд у торговца автомобилями старый фургон, они отправились вдоль побережья в Квинсленд. И только лишь добравшись до шоссе Пасифик Хайвей и немного увеличив скорость, они обнаружили, что автомобиль издает жуткий скрип, который они не замечали раньше. Теперь, вспоминая эту поездку, мама смеется и говорит, что торговец, наверное, подумал: «Ох уж эти новозеландцы, понаехали сюда, а сами только с лодки слезли. Вот и загоню я им эту рухлядь». К счастью, машине удалось дотянуть до Золотого берега, и родители начали обустраиваться на новом месте.

Мама стала работать специалистом по трудотерапии, а папа решил вместо изготовления паровых котлов заняться чем-нибудь другим. Перед тем как начать работать с недвижимостью, он какое-то время имел собственный бизнес по прокату телевизоров, и явно не случайно у нас дома, пока я росла, телевизора никогда не было. Папа видел, в какую зависимость от телевидения попадают люди, какой ограниченной становится их жизнь – всегда в четырех стенах, без движения, – и решил, что сам ни за что таким не будет.

Не думаю, что родители планировали навсегда оставаться в Австралии, но в 1992 году родилась моя старшая сестра Эмили, в 1993-м – я, мой брат Том – в 1995-м, а в 1997-м появилась на свет моя младшая сестра Ханна. Так что, имея на руках четырех маленьких детей, им было не до того, чтобы думать о возвращении в Новую Зеландию.

Если не принимать во внимание тот факт, что у нас не было телевизора (что определенно оставляло нас в меньшинстве), мое детство было исключительно нормальным. Мама и папа никогда не были мореплавателями. На заре их совместной жизни, еще в Новой Зеландии, их самый тесный контакт с морем заключался в том, что они брали лодку и ловили с нее рыбу у побережья города Фангареи. Они любили палаточные походы, великолепно их организовывали, и мы выбирались из дома при любой возможности. Когда папа предлагал нам на выбор: провести день в одном из парков с аттракционами на Золотом берегу или, потратив ту же сумму денег, отправиться на неделю в поход в наше любимое место, кемпинг всегда побеждал. Однако когда я уже училась в четвертом классе, мама на летние каникулы отправила нас в морской лагерь, устраиваемый Саутпортским яхт-клубом. Подозреваю, мама предполагала, что понравится это больше всего Тому, которому было тогда всего шесть, и без нас с Эмили он не мог обойтись. Ханна была слишком мала и оставалась с мамой на пляже. Из лагеря мы втроем отправились на уик-энд на занятия по парусному спорту для начинающих, а затем – на клубные гонки. Джон Мерфи, наш инструктор, был великолепен, только вот его голосовые связки постоянно подвергались чрезмерной нагрузке – а как иначе, если все время над водой раздавались его вопли: «Да поднимайте вы эту хрень!»

Сначала я не то чтобы боялась ходить под парусом. Мне было страшно находиться в открытом море вдали от берега, но у меня никогда не возникало чувство, что меня заставляют уплывать все дальше и дальше от мамы и папы или от других людей. В ветреные дни, когда я не решалась выходить в море, я оставалась сидеть на пляже с Ханной и чувствовала себя такой брошенной. Смотреть, как остальные дети вытаскивают свои лодки на берег в конце дня – улыбающиеся, полные впечатлений, – было тяжело, и я понимала, что потакаю страху, который мешает мне принять участие в общем веселье. Эмили справлялась просто отлично. Она все схватывала на лету и, казалось, без малейших усилий. Я видела, какое удовольствие ей доставляют эти морские прогулки, и хотела быть такой, как она. Ситуация немного напоминала тот день, когда мы прыгали в бассейн. Мне не нравилось торчать на пляже и ждать, пока все вернутся, хвастаясь своими успехами в регате. Я хотела быть в самой гуще событий. В дни, когда дул сильный ветер и поверхность воды покрывалась белыми барашками, мне не хватало сил справляться с лодкой, и я всегда оказывалась где-то в хвосте флотилии, сражаясь с посудиной. Но оказалось, что в спокойные дни, когда сила и умение действовать быстро не имели значения, тщательно спланировав свои действия, соблюдая правильную тактику и набравшись терпения, я могла попасть в середину группы и соревноваться с другими за то, чтобы занять более высокое место. Моя уверенность росла одновременно с мастерством, и я начала получать все больше и больше удовольствия от плавания.

Мама однажды спросила, не кажется ли мне, что меня заставили ходить под парусом. Нет, я так не чувствовала. Мы просто делали это, и все. Парусный спорт стал нашим семейным развлечением, и, если уж на то пошло, это мы, дети, заставляли маму и папу выходить в море. Мы не играли в пляжный волейбол или футбол, не входили в команду маленьких спасателей. Мы ходили под парусом. Дружелюбный Центр для начинающих при Саутпортском яхт-клубе в Холивелле чем-то напоминал место проведения семейного досуга и был отделен от профессионального, официального клуба. Вскоре наша семья стала проводить в клубе каждые выходные. Мы, дети, брали уроки, участвовали в соревнованиях или ходили в составе команды на более крупных судах, а мама и папа управляли спасательными лодками.

Моя лучшая подруга Памела Фредрик и ее семья тоже были членами клуба. Они также поддерживали идею «нет телевизору», поэтому если мы были дома, то что-нибудь мастерили или играли. Исключение составляли только зимние каникулы. Иногда мама и папа брали напрокат телевизор и видеомагнитофон, и мы, собравшись в кружок, смотрели документальные или художественные фильмы – такие просмотры являлись своеобразным праздничным поощрением. Больше всего нам нравился документальный фильм сэра Эдмунда Хилари о его первом восхождении на Эверест. Мои родители были обыкновенными, очень нормальными людьми, но их решение не иметь дома телевизор многие считали странностью. Однако мама с папой не собирались изменять свой образ жизни только потому, что так жить не принято.

Пока мы росли, решения всегда принимались при участии всех членов семьи. Когда нужно было привязывать лодки к крыше автомобиля после долгого уик-энда на воде, нам с Эмили полностью доверяли и не сомневались, что мы справимся с работой не хуже любого взрослого. Я никогда не чувствовала себя ребенком, которому не дают слова, которого видят, но не слышат. Нет, скорее, я ощущала себя человеком, мнение которого ценят.