Ко всему следовало учитывать нарастающее, крайне негативное отношение всего личного состава к творящимся безобразиям. Когда в антисанитарных условиях мучатся и умирают твои товарищи, никакие, даже самые жестокие меры принуждения не заставят подчинённых добросовестно выполнять противоречивые, порой приказы. Напряжение нарастает, злость и ненависть не позволяет действовать здраво, и до банального бунта или саботажа остаётся всего один шаг.
И на двадцать пятом часу ожиданий истомившегося узника, обстановка стала меняться. В небе над полигоном появилось четыре массивных бота из сил планетарного тактического удара и приземлилось за остовами казарм. К двум из них тут же потянулись из госпитальных палаток цепочки санитаров с носилками. Из одного бота началась лихорадочная выгрузка многочисленных ящиков с аппаратурой, баллонов с газами и нескольких диковинных устройств. Вскоре два бота с ранеными улетели, за ними взмыл в небо и третий. А вот четвёртая махина так и застыла мрачно на поверхности земли. К ней то и дело сновали некоторые курьеры, посыльные и даже личности с золотыми погонами. Вроде как готовились отбыть на кратковременный отдых.
А потом по всему полигону вновь зазвучали команды из динамиков:
— Все подняться на поверхность! Срочно! Немедленная эвакуация! Но при этом соблюдать очередность: первыми поднимаются заслоны с самых нижних этажей. Повторяю…
От таких новостей Киллайд запаниковал:
«Что-то я упустил в своих просмотрах! Какую-то гадость они готовят. Какую именно? Неужели решились на полное уничтожение этого вертепа муки и тоски?.. Но в камерах остаётся ещё около сотни узников, подобных мне! И их эвакуировать на поверхность не собираются… Или ничтожно малый шанс моего освобождения их пугает больше, чем уничтожение научных разработок многих десятилетий?.. Надо же!..»
А шанс сбежать в самом деле становился всё иллюзорнее. Чтобы он осуществился, следовало уникальным образом сложиться куче благоприятных обстоятельств и случайностей. На дальнейшем пути громоздилась целая куча «если». Если удастся выбраться из своей «ракушки». Если удастся захватить чью-то форму. Если удастся преодолеть незаметно последние уровни. Если удастся добежать до космического бота. Если удастся внутри него перебить всю охрану, а потом ещё и взлететь удачно. И потом ещё не попасть под залп планетарной обороны.
А сил-то оставался самый минимум! Только и хватит, что прорезать мешающий слой металла. Да за минуту до того осмотреться. А дальше?..
Дальше раздумывать и сомневаться стало некогда: наверх устремились посты данного уровня. Если надо догнать хоть кого-то из эвакуирующихся морд, следовало выбираться наружу немедленно. И Киллайд Паркс стал действовать.
Прорвал максимально истончившуюся преграду. Выломал остальные внутренности массивного фильтра. Уже совсем легко проломился наружу цилиндра и ринулся по широкому коридору в сторону…
Куда бежать он знал заранее. А вот непосредственно в коридор в последний час не заглядывал. Это его и подвело: в десятке метров от беглеца возвышалось странное устройство, которое враз загудело, явно выпуская из себя определённый вид энергии. И этого оказалось достаточно, чтобы мемохарб ощутил наступающий паралич всех своих членов.
«Поймали, всё-таки! — зашевелились леденеющие мысли, лишённые последнего духовного стержня. — Теперь уже не выпустят… Очередные мучения… Нет! Лучше умру!.. И плевать на месть… Больше сил у меня нет, не вытерплю…»
И темнота.
Глава 3
3 глава.
Увы! Умереть никак не получалось. Издевательства над узником продолжились.
Долго, наверное, несколько лет Киллайд Паркс провёл в своей новой клетке в виде подопытного, крайне ущемлённого во всём существа. Истязали его теперь с ещё большей изощрённостью, цинизмом и откровенным садизмом. Сменилось разве что место заточения: вместо подземного полигона, узника теперь содержали в какой-то башне. Голый пьетри, постоянно привязанный и прикованный к целому научному комплексу устройств, приборов, живительной системы и системы отходов жизнедеятельности. Фактически мемохарб сросся со своим пыточным креслом. На нём его резали, заражали, заживляли, лечили, снимали кожу и повреждали внутренности. Если раньше на нём ставили хоть какие-то научные опыты разнообразного формата, то после побега на нём лишь изучали процесс повышенной регенерации. Самое жуткое, что можно придумать для разумного существа.
На этом фоне вполне большое окно под потолком, пусть и забранное решёткой, выглядело особо утончённым издевательством. Потому что через окно было хорошо видно небо во всей его красе, пышные облака с тучами, проползающими время от времени, и величественные два солнца родной системы.
Гигантское голубое светило Кари, дающее основное тепло с освещением, и малый красный карлик Урс, уже потухшая звезда. Урс смотрелся пятикратно меньшим, чем Кари, и в далёком будущем собирался стать Сверхновой. Но до этого события, по подсчётам учёных, оставалось не менее десяти миллиардов лет. А уж к тому времени великая цивилизация разумных пьетри найдет, куда и как эвакуироваться в полном составе.
К тем же аспектам моральных издевательств относились: подача роскошных блюд на столике с колёсами, которые только можно было видеть и обонять; демонстрация разнообразного секса на огромном виртуальном экране; прокручивание жуткой музыки, под которую не получалось забыться в спасительном сне; чередование вспышек яркого света… и многое, многое другое.