Действительно, в 2 часа ночи на 2 сентября мы получили шифровку о переносе начала контрудара на 10 часов 30 минут утра. Штаб скрупулезно проанализировал, что можно сделать дополнительно за эти пять с половиной часов. Получалось, что даже при наличии горючего нет физических возможностей вывести войска в исходное положение. Чтобы гарантировать успех, необходимы были двое суток. Так я и написал в проекте телеграммы в Военный совет.

Вскоре прибыл Кирилл Семенович. Узнав о краткости предоставленной отсрочки, он потребовал подготовленный мной документ и углубился в чтение. Наша телеграмма заканчивалась просьбой перенести начало контрудара на утро 3 сентября, с тем чтобы начать его одновременно с 66-й и 24-й армиями. Необходимость отсрочки мотивировалась задержками в подвозе горючего, боеприпасов и в подходе артиллерии, невозможностью выдвинуть к установленному сроку в исходное положение ряда соединений и частей.

Оторвавшись от чтения, командарм спросил:

— Какие вести из Сталинграда?

Я положил перед ним карту, из которой явствовало, что, выйдя 1 сентября к Басаргино, войска Паулюса нависли над тылами 62-й армии, и она, как и 64-я, вынуждена была начать поспешный отход на внутренний городской обвод.

— Как вы сами оцениваете положение сталинградцев? — задал еще один вопрос Москаленко.

— Положение тяжелое, но я уверен, что генералы Лопатин и Шумилов сумеют вывести основные силы из-под удара и остановить врага на рубежах внутреннего обвода.

— При том условии, — как бы продолжая эту мысль, сказал Кирилл Семенович, — если Паулюс не" сумеет за счет маневра усилить свой ударный кулак. А если усилит, то не исключено, что сможет смять боевые порядки отходящих и на их плечах ворваться в город. Ответственность за это в немалой мере ляжет персонально на нас с вами.

Не ожидая моего ответа, Москаленко стал вносить поправки в текст телеграммы и задумался. Потом опять обратился ко мне:

— Надо как-то покороче сказать в заключение, что мы приложим все силы, чтобы начать активные действия со второй половины 2 сентября, и одновременно дать понять, что все же лучше было бы начать контрудар 3-го утром.

Я предложил завершить документ следующим образом: «Принимаю все меры к быстрой подаче горючего для вывода частей в исходное положение, с тем чтобы во второй половине дня перейти в наступление, но не уверен в готовности частей. Если позволит обстановка, прошу перенести атаку на утро 3.9.42».

Перед тем как подписать телеграмму, Кирилл Семенович включил в нее еще одну фразу — о бездействии отдела снабжения горючим Сталинградского фронта и зачитал наше послание вслух. После внесения последних поправок Москаленко подписал телеграмму и передал ее начальнику шифровального отдела майору Н. И. Заморину.

В этот момент в землянку вошли С. Ф. Галаджев и начальник политотдела армии бригадный комиссар А. И. Ковалевский. Они вернулись из поездки в войска. Худощавый, весь во власти только что пережитых впечатлений от непосредственного общения с воинами, Сергей Федорович Галаджев, сверкая карими глазами, с порога начал свой монолог:

— Среди бойцов расформированных групп Штевнева и Коваленко немало подлинных героев, павших в боях и живых. Но никто не позаботился о том, чтобы отметить их подвиги. Ссылаются на то, что территориальных успехов почти нет, боевые задачи выполнены не полностью. Согласен, пока можно не спешить с награждением командиров дивизий, бригад, полков, батальонов, но отличившихся рядовых бойцов, командиров отделений, взводов, рот надо награждать — они свое сделали.

Мы с Алексеем Ивановичем Ковалевским договорились, что он всерьез займется этим вопросом.

— Поддержите его, — попросил Галаджев. — У Коваленко и Штевнева были, так сказать, смягчающие вину обстоятельства: они не имели ни штабов, ни политотделов, ни отделов кадров. У вас же все это есть.

— Это все действительно есть, — отозвался Кирилл Семенович. — В принципе вы совершенно правы… Вызовите кадровика, — тут же приказал мне командующий, — и дайте ему по этому вопросу необходимые указания.

— Все, что в моей власти, — вновь обратился Москаленко к Галаджеву, — я сделаю. Но пусть и генерал Гордое не скупится. Кстати, мы щедро наградили отличившихся во время боев в прежней полосе наших действий, в частности под станицей Сиротинская. Ведь все герои боя на высоте 180,9 из 40-й гвардейской стрелковой дивизии были награждены? — спросил Кирилл Семенович Ковалевского.

— Так точно, — ответил тот. — Все во главе с лейтенантом Кочетковым были удостоены высоких наград: шесть человек — ордена Ленина, а остальные десять — ордена Красного Знамени.

Тут пришел майор Заморин и положил перед командующим телеграмму. Взгляд Москаленко мгновенно посветлел, плечи расправились, словно он сбросил с них груз многодневной усталости и перенапряжения.