О В. Н. Гордове от этой встречи и последующего общения у меня сложилось двойственное впечатление. Это был, безусловно, храбрейший и волевой генерал. На посту начальника штаба, а затем и командующего 21-й армией он зарекомендовал себя в целом неплохо. Достаточной, казалось, была у него и теоретическая подготовка. Он окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. Внешне это был очень собранный, энергичный, с хорошей выправкой строевой генерал, но чувствовалась в нем, к глубокому сожалению, и какая-то унтер-офицерская закваска. Очень часто Гордое бывал груб и несправедлив, окрик нередко являлся у него методом руководства. Когда я читал написанную А. Е. Корнейчуком в 1942 году пьесу «Фронт», созвучие фамилий одного из ее героев — Горлова и Василия Николаевича Гордова показалось мне отнюдь не случайным. Вот и при этом визите замкомфронтом начал с окрика, в самой резкой форме обвинив нас в благодушии и объявив, что уже завтра армия должна быть готова к наступлению.

Не успел Кирилл Семенович доложить, что такой срок нереален, как зазвонил аппарат ВЧ: начальник штаба Сталинградского фронта генерал Никишев уведомлял, что к нам на КП следуют Г. К. Жуков и А. М. Василевский. По указанию командарма я отправился готовить данные для заместителя Верховного Главнокомандующего и начальника Генерального штаба, поэтому не слышал дальнейшего разговора. Меня, однако, вызвали сразу же, как только прибыло высокое начальство.

С Александром Михайловичем мы виделись совсем недавно, а вот с Георгием Константиновичем я фактически встретился впервые, до этого* лишь мельком видел его на маневрах в Белоруссии.

Г. К. Жуков произвел на меня сильное впечатление. Вся его осанка, речь, логика рассуждений свидетельствовали о несгибаемой воле, огромной энергии и уверенности в себе. Упругой походкой, как бы разминаясь после долгого сидения в машине, он прохаживался по довольно просторной землянке, окидывая всех входящих быстрым, оценивающим взглядом. Когда я вошел, он приказал доложить обстановку. Я сказал, что на оперативную карту наносят последние данные и через несколько минут ее принесут.

— А без карты не можете? — строго бросил Жуков.

— Могу, — ответил я и начал доклад с подробных сведений о противнике. Жестковатый взгляд умных глаз Георгия Константиновича потеплел. В этот момент генерал Мартьянов и начальник разведки подполковник В. Г. Романов внесли карту. Пока Василий Гаврилович прикреплял ее к стене, мой заместитель смело шагнул к Георгию Константиновичу и представился ему.

— Мартьянов! — не скрывая радости и удивления, воскликнул Жуков. — Сколько же лет мы с тобой не виделись?!

— Да лет восемнадцать, — прикинул Александр Алексеевич. Заместитель Верховного, оглядывая собравшихся и обняв одной рукой за плечи Мартьянова, сказал:

— Это мой однокашник по высшим Ленинградским кавалерийским курсам, где мы учились с ним в 1924 году. Вот видите, тоже генерал. И еще в нашем наборе генералами (да какими!) стали Рокоссовский, Еременко, Баграмян. А вот наш общий любимец Леонид Васильевич Бобкин безвременно, но как герой сложил свою голову под Харьковом… Я смотрю, ты кавалерии не изменяешь, — снова обратился к Мартьянову Георгий Константинович.

— Это так, — ответил за него генерал Москаленко. — Недавно мне пришлось сделать ему выговор за излишнее пристрастие к верховой езде. Но он утвержает, что на коне надежней, чем на машине, если расстояние небольшое.

— Однако мы отвлеклись от дела, — прервал командарма Жуков. — С тобой, Мартьяныч, мы потолкуем в следующий раз, я буду у вас частым гостем. Продолжайте ваш доклад, — сказал он мне.

Я обстоятельно осветил оперативную ситуацию в полосе армии, затронув и положение на соседних участках нашего фронта, а также 62-й армии Юго-Восточного фронта.

Когда я закончил доклад, Георгий Константинович, обращаясь к В. Н. Гордову, не без сарказма заметил:

— Странная получается картина: начальник штарма знает обстановку лучше, чем штаб фронта.

Александр Михайлович разрядил создавшуюся неловкость, объяснив, что я до недавнего времени исполнял обязанности начальника штаба Юго-Восточного фронта.

— За какую же провинность вас понизили? — настороженно спросил меня Г. К. Жуков.

В разговор вступил командарм. Москаленко доложил, что мой перевод по его просьбе на особо ответственный участок отнюдь не является наказанием, а скорее поощрением, и добавил, что 1$анее уже длительное время работал со мной в 38-й и 1-й танковой армиях.

Дав понять кивком головы, что удовлетворен ответом, Георгий Константинович сказал:

— Ставка приказала нанести здесь, севернее Сталинграда, решительный контрудар по врагу силами трех армий: вашей, 66-й — генерал-лейтенанта Малиновского, и 24-й — генерал-майора Козлова. Они заканчивают сосредоточение, а время не терпит, поэтому начинать предстоит вам, — посмотрев на Кирилла Семеновича, закончил свою мысль заместитель Верховного. Затем он спросил меня, знаю ли я, что удар войск армии назначен на 5 часов утра 2 сентября, то есть послезавтра, и, не дожидаясь ответа, продолжал:

— Считаете ли вы этот срок реальным?