Это невзрачное заведение маскировало один из входов в комплекс.

– Добрый день, Гарри, – сказал я.

Парикмахер приветственно приподнял ножницы над головой клиента:

– Добрый день, сэр.

Я вышел на улицу, обогнув угол, оказался на Парк-Лейн и даже сумел тотчас же сесть в такси, из которого напротив многоквартирного дома только что вышли пассажиры.

– Карлтон-Хаус-Террас, дом 56, – сказал я таксисту.

Я вышел возле дома 56, показал служебное удостоверение и, решив не ждать ползущего черепахой лифта, бегом преодолел четыре лестничных марша до административного этажа.

В предбаннике перед кабинетом Скэтлиффа за пишущей машинкой сидела тощая морщинистая гарпия с крючковатым носом. Оторвав клюв от работы, она поинтересовалась целью моего визита, затем на миг нырнула под стол, откуда извлекла стопку бумаг, сметенных ворвавшимся за мной воздушным вихрем. Я влетел в кабинет Скэтлиффа и застал его врасплох. В одной руке у него была телефонная трубка, которую он прижимал к уху, палец другой погрузился глубоко в нос. Впрочем, при моем появлении палец ловко эвакуировался.

– Он здесь! – рявкнул Скэтлифф и бросил трубку на рычаг.

– Я хочу знать, Скэтлифф, что, черт побери, происходит? С меня довольно. Вы у меня уже вот где сидите. – Я резанул ребром ладони под подбородком. – Меня похищали, в меня стреляли, мою машину взрывали, мой дом уничтожен. Да, я зол, и меня это все уже достало. Я требую объяснений!

Несколько секунд он стоял, как застывшая глыба, не говоря ни слова, холодно глядя на меня, упакованный в дорогой твидовый костюм. Мучнистое лицо подрагивало как бланманже на ветру. Он сжимал и разжимал пальцы, то вдавливая костяшки в кожаную обивку столешницы, то отрывая их от стола. Затем медленно подался вперед, округлил губы и, словно пулемет, застрекотал:

– Я уже восемь дней пытаюсь добраться до тебя. Ты ушел в самоволку, и просто так это не пройдет! Ты будешь строго наказан. Своим безрассудством ты нанес невосполнимый ущерб нашему отделу. Одному Богу известно, что было у тебя на уме, но, похоже, ты просто рехнулся, бегал кругами, словно курица безголовая. Ворвался в мой дом, в квартиру мистера Уэзерби. Нарушил протокол, вернулся в Англию и опять носишься как полоумный. Ты кем себя возомнил? Ты что, совсем свихнулся? Окончательно слетел с катушек? Что еще намерен натворить, прежде чем тебя остановят? Уничтожить половину департамента? Три четверти? Или весь? Ты не выше закона – кто дал тебе право рыться в моем доме? Кто, черт побери, дал тебе право десять минут назад избить нашего сотрудника? У меня к тебе миллион вопросов, Флинн! И я хочу получить на них ответы, на все до единого, причем ответы полные и исчерпывающие. И если начнешь юлить, попробуешь уходить от ответа, то последствия для тебя будут самые что ни на есть серьезные. Тебе все ясно?

Я посмотрел на него и, сдержавшись, ответил:

– Да. Яснее не бывает.

– С этого момента ты освобожден от выполнения задания. Будешь работать в этом здании, писать отчет, а когда закончишь, будешь временно отстранен от работы до тех пор, пока мы не решим, что с тобой делать. Тебе запрещено покидать Лондон, ты должен регулярно сообщать нам о своем местонахождении. Денно и нощно. Ты меня понял?

– Понял. Со своей стороны я хочу, чтобы в течение получаса мой дом привели в первоначальный вид.

– Ты о чем?

– Только не говорите, что вы не в курсе. Потому что я вам не поверю. Мой дом разнесли в щепки.

– Мне ничего не известно про твой дом. Я даже не знал, что он у тебя есть. Может, у тебя там грабители орудовали. В Англии они еще не перевелись, знаешь ли.

– Грабители не распиливают батареи.