Глава 37

Столица встретила Ильина с Копыловым вокзальной сутолокой, узкоглазыми, горбоносыми, бородатыми лицами гастарбайтеров и ледяной моросью дождя. На перроне сновали носильщики, гремя раздолбанными тележками, а на них зорко посматривали разномастные кавказцы, крутя на пальце ключи от автомобилей, периодически колоритно покрикивая: «Такси, такси недорого». Пикет полиции, прохаживающийся вдоль состава, повелительно взирал на весь этот извозчицкий базар, надменно принимая приветственные кивки в свой адрес.

— Ну, здравствуй, «не резиновая»! — купеческим басом прогудел Копылов и усмехнулся.

— Леха, ты когда-нибудь закончишь паясничать? — поинтересовался Ильин. — Не ровен час нарвешься на рьяного патриота, будет тебе на орехи.

— Оглянись, Михалыч, — Алексей обвел рукой толпу, — где ты здесь патриотов углядел? Салям алейкум. — Он прижал руку к груди и с ухмылкой поклонился проходящей кучке людей из Средней Азии. Те бросили на него недоуменные взгляды. — Если у этих «москвичей» спросить: «Как пройти на Красную площадь?», — половина тебя просто не поймет, потому как по-русски ни бум-бум, а другая половина скажет: «Я не местный». В лучшем случае укажут тебе на ближайшую палатку с шаурмой.

— И давно ли ты записался в националисты? — с нескрываемым раздражением спросил Ильин.

— Кто? Я? — Копылов удивленно повел бровью. — Михалыч, ты чего? Какой национализм? Просто тут на один квадратный метр такая концентрация приезжих, что невольно думаешь, а в Москву ли ты попал? Может, случайно поездом ошибся, и это вовсе не столица России, а например, Самарканд или Грозный. Национализм. — Он презрительно фыркнул, будто само это слово вызывало стойкое отвращение.

— Тогда чего куражишься? — не понимая поведения сослуживца, спросил Андрей.

— Как сказала бы Светка, это способ психологической защиты, — деловито заявил Алексей.

— Ну, ну, — улыбнулся в ответ Ильин, — Однако почему нас никто не встречает? Иван Митрофанович говорил, что нас сопроводят.

— Багаж отвезти? — послышался за спиной Андрея сиплый прокуренный голос.

Ильин обернулся. Перед ним стоял изрядно помятый человечек в засаленной оранжевой жилетке и густо дышал перегаром. Андрей сморщился и отрицательно покачал головой.

— Национализм говоришь? — подначил Ильина Копылов, заметив брезгливое выражение лица своего начальника.

— С детства ненавижу запах сивушного перегара, — буркнул Ильин и уставился куда-то вдаль. — Похоже, за нами. — Он указал на возвышающуюся над людскими головами табличку с надписью «А. М. Ильин». — Пошли. — Андрей дернул за рукав лейтенанта, и они влились в галдящий живой поток.

Под табличкой стояла молоденькая девушка лет двадцати. Ее худенькое тельце дергалось рывками от столкновения с плечами несущихся без оглядки прохожих, а тоненькие ножки в изящных сапожках подпрыгивали, пытаясь увернуться от размашисто топающей по грязным лужам разноразмерной обуви. Прямые черные волосы поблескивали мелким бисером осенней измороси, что придавало прическе вид инкрустированного бриллиантами драгоценного меха. Большие, по-детски наивные глазенки моргали пушистыми ресницами, а уголки рта болезненно вскидывались при очередном тычке, неизменно остающемся без извинения. По всему было видно, что миссия встречать гостей на вокзале для нее была нова. Строгий офисный наряд, видневшийся из распахнутого плаща, выдавал в ней секретаря или помощника руководителя. Как раз об этом и подумал Ильин, разглядев в толпе поджидавшую их особу.

— Неужели Михалев прислал свою секретаршу? Помнится, он сказал: «Вас встретят на вокзале и проводят прямиком к Лукашину». Я ожидал кого угодно, но только не этого «ребенка».