Витая в облаках я даже не заметила этого и, оглянувшись, убедилась, что Прохор прав. Четыре экипажа стояли по ту сторону улицы, загромождая проезд.

Приготовившись дать отпор всем, кто пришел со злом в мой дом, я почти ворвалась в зал. Прошка влетел следом и встал передо мной, будто это не ему недавно накрутили ухо. Но я ошиблась. В парикмахерской происходило совершенно другое! Это были клиенты! Они примчались сюда быстрее меня, и бедный Тимофей Яковлевич не знал, что со всем этим делать.

- А вот и она! – облегченно воскликнул дядюшка. – Елена Федоровна, господа хотят, чтобы ты их обслужила!

- Да? – я растерянно посмотрела на шестерых мужчин, толпившихся в небольшом зале. – Что ж… это хорошо…

Желающие парикмахерских услуг были людьми совершенно другого положения, чем обычные мои клиенты. Видимо, они пришли из салона Жюля после наших с ним соревнований. Значит, нужно обслужить их на высшем уровне.

- Тимофей Яковлевич, усадите мужчин, чтобы они не мешали мне работать, - я быстро пришла в себя и начала раздавать распоряжения. – Предложи им чай или кофе, Прохор…

Но Прошке не нужны были мои указы. Мальчишка уже умчался на кухню за горячей водой.

Пока я подготавливала рабочее место, заметила, что мужчины с интересом рассматривают парикмахерскую. На их лице не было ни грамма брезгливости и презрения. Да и откуда им был взяться? Я могла гордиться своим детищем. В зале было чисто, пахло свежестью. В шкафах-сундуках сияли белизной полотенца и пелерины. Зеркала сияли. Мебель, натертая воском с добавлением лимонного сока, тоже. А инструменты были аккуратно сложены в чехлы. Никаких мышей, тараканов и грязи. Ложь Жюля становилась все более явственной. А приход этих людей лишь повышал мой рейтинг.

Бывшие клиенты Жюля ушли от меня без кудрей, без блеска помады для волос, но, похоже, им это нравилось. Думаю, мужчинам пришлось по душе чувствовать под рукой живые пряди, а не черствый блин. Один из них носил небольшую бородку, и я предложила ему оформить ее в стиле классической эспаньолки. От масла он вообще пришел в восторг и пел мне дифирамбы целых пять минут, пока его не увели более сдержанные друзья.

Когда парикмахерская опустела, я устало опустилась в кресло. Но никакой разбитости я не чувствовала, мне нравилось все, что происходило. Мне хотелось работать!

Домочадцы собрались вокруг меня, принялись поздравлять, радуясь от всей души. По-простому, но так открыто и чисто… Видимо, Прошка им рассказал все, что произошло в салоне Жюля.

- Нам нужен праздник! – вдруг заявил дядюшка. – Отметим так, чтобы ноги от пляски болели!

- Ого! – засмеялась я. – Мы еще, и плясать станем?

- Станем! – Прасковья стукнула костылем. – Еще как станем!

- Ну, значит, завтра и устроим себе выходной! – согласилась я. – А почему бы и нет?

- Эх, я такой стол накрою, что даже господа позавидуют! – Евдокия тоже раздухарилась. – Запеку гуся, напеку пирогов! Окуньков пожарю!

За окном снова загрохотало, а вместе с раскатом грома раздался тревожный стук в дверь. Это почувствовали все без исключения. Прошка отодвинул задвижку, и в парикмахерскую вошел посетитель в мокром плаще. Никита Мартынович! У меня защемило сердце при виде его глаз. Он вдруг опустился в кресло и зарыдал, сжимая в руке очки.

- Нет больше дома у меня… Где мы с Сашенькой жили… И аптеки нет…

- Что случилось?! – я бросилась к нему, и он протянул мне какую-то скомканную бумагу.

Я пробежала по написанному быстрым взглядом. Ах, ты ж… Семейство Жлобиных выкупило земли, на которых стоял дом и аптека. Теперь они прислали оповещение, чтобы Никита Мартынович покинул их собственность завтра к обеду. Пока мне было трудно что-то понять, кроме одного: несомненно, это какая-то афёра! Но что мог сделать простой аптекарь против влиятельного купца?