– Похоже, ты становишься философом. Как Сократ, только без Платона. – Она сделала ещё глоток, словно желая опьянеть, чтобы разговор стал лёгким и весёлым.

– Никто из нас никогда не философствовал. Просто всем хочется так думать… А вообще, – сказал он несколько тише, – я думаю, что всё повторится, вот увидишь. Потому что власть имущие всегда понимают: лучше, когда люди заняты поисками хлеба, а не поиском истины. А потому лучше дать им столько хлеба, чтобы им было не до истины. И они придумают способ, как это сделать. Неважно, в какую форму это будет облечено, но это будет то же самое. Легенда о Великом Инквизиторе, помнишь?..

Она чувствовала, что на неё не действует алкоголь. Ей хотелось прекратить этот разговор, спросить: «Зачем ты это сделал тогда?», а потом – наоборот, она не желала знать ответ. Почему-то вдруг ей захотелось неизвестности. Разговор остался незаконченным, и эта незавершённость придала ему значительности.

Вернувшись домой, она позвонила родителям и узнала, что Алёша весь вечер прождал её звонка, а не дождавшись, заснул.

Позже, однако, раздался междугородний телефонный звонок. Звонила Юля из Мюнхена.

– А я понимаю, для чего он снова появился, – неторопливо рассуждала она. – Нет, вовсе не для того, чтобы куда-то сообщить, кому-то что-то причинить… Скажи, ты давно читала какую-либо хорошую книгу? Нет, не детектив, не дамский роман, не эту гадость, которой сейчас в России завалены лотки, а что-то хорошее, ну, например, Данте, Толстого…

Её голос тоже не изменился. Слушая, Ирина представила её такой, какой она была пятнадцать с лишним лет назад: в чёрных вельветовых джинсах, вязаном полосатом свитере, с ровной короткой стрижкой каштановых волос.

– А помнишь очередь на Таганку? Мы как-то забыли, что существует искусство. А философия… Но мне вообще-то было интересно другое. Какая-то другая, не стандартная, не кондовая, не советская жизнь. Полёт мысли и свобода, раздвижение границ… Короче говоря, поверх барьеров… Что есть в жизни высокие цели… А сейчас все силы брошены на решение материальных проблем…

– Какая Таганка, какой Толстой?.. – прервала её Ирина. – Ты фантазируешь. Ты грезишь тем, чего нет.

– Я ничем не грежу, – спокойно возразила Юля. – Честно говоря, я уже отвыкла от России. Здесь, в Германии, у меня всё сложилось неплохо. Ну разве что иногда вспоминается Измайловский парк и наш старый трёхэтажный дом, который строили пленные немцы после войны. Интересно, его уже сломали или он всё ещё стоит? Ну, а так… Мне уже всё равно.

Положив трубку, Ирина подумала: наверное, если б не Охотин, Юля не позвонила бы.

Однако это был не последний разговор в тот вечер. Около полуночи, когда она решила, что пора отдохнуть от мыслей об Охотине, вновь раздался телефонный звонок. Сняв трубку, она услышала голос Мити. Когда-то он был задумчивым молодым человеком – в очках, всегда потёртом пиджаке и мятых брюках. Он всё время что-нибудь читал, – окружающая действительность его мало интересовала. Он был рассеян и совершенно непрактичен.

Он действительно приехал с какой-то конференции по новым информационным технологиям. Его голос звучал откуда-то издалека, из прошлого, и только интонации напомнили ей о том, что он принадлежит Мите. Он говорил устало.

– Наверное, это наша самая крупная ошибка, – говорил он. – Мы решили, что можно просто жить. Жить просто так, спокойно и благополучно. А это иллюзия. В России не живут, в ней нельзя жить просто так. Здесь надо служить чему-либо, какой-либо идее, надо исполнять миссию, добрую или злую… Какую – уж кому как повезёт. Здесь надо принимать участие в какой-то нескончаемой войне… А если точнее, – он усмехнулся, – бесконечном мордобое… А мы сейчас смешались с толпой и уже не знаем, где они, те ценности, за которые идут на эшафот…

«Ну вот, какой-то эшафот… Что он выдумывает?» – подумала Ирина.

– А впрочем, – продолжал он рассуждать, словно угадывая её мысли, – может быть, и нет никакой миссии, а всё это выдумки, чтобы оправдать этот бесконечный мордобой…

– Может быть, – усмехнулась Ирина.

– Единственное, что меня радует, что не надо думать, куда спрятать бумаги и книги, не надо обдумывать каждое слово, прежде чем сказать его по телефону, не надо оглядываться, когда идёшь к метро… Всё это роскошь, но к хорошему, как известно, привыкаешь быстро…

– Ну и как, привык?

Он словно встряхнулся.