Ангелина не спорила. «Как благословите», – сказала она в очередной раз. Как будто так легко было для отца Виталия – сначала «просить» её себе в послушницы, а потом так же легко «отдать» – как предмет, который чем-то не устроил его, или вдруг стал неисправен, или у него самого изменилось отношение к нему. Ему было жаль, но он знал: ради служения, ради прихода и храма, надо принимать кардинальные решения. Так надо.

Ангелина собрала вещи, которых, как и раньше, было совсем немного. И все чужие – кто-то передавал, дарил. За эти три года она так и не приобрела себе ничего, заметила она, укладывая их, ни одной новой вещи, или модной, или просто красивой, какая бы ей понравилась. Она даже не пошила ничего для себя – всё время приходилось шить для кого-то. И она укладывала в сумку эти три юбки, косынки, свитер и джемпер, ветровку. Сверху положила молитвослов.

Накануне вечером коротко попрощалась с Клавой и Серафимом. Они смотрели непонимающе – как так, Ангелина уезжает. Серафим помахал рукой, а Клава даже улыбнулась, как будто не сомневалась в том, что завтра Ангелина вернётся, куда же она отсюда денется. Такие, как Ангелина, всегда рядом, они всегда должны быть.

А рано утром, перед отъездом, матушка Тамара попрощалась с ней тепло, обняв Ангелину и расцеловавшись с ней трижды. И попросила прощения, как полагается.

– Выздоравливай, матушка! – прокричала она вслед. – И возвращайся! Ждём тебя здоровой! Ты нам нужна!

Ангелина разместилась на заднем сиденье, и как только отъехали, как только промелькнуло несколько деревень, настроение у неё улучшилось, она разговорилась с ребятами. Словно вырвалась из-под пресса, и сама удивилась, вдруг вздохнув легко. Оказывается, можно разговаривать с людьми просто так, не оглядываясь на то, что скажут матушка и отец Виталий. А потом вдруг неожиданно заснула. Она проспала почти всю дорогу на заднем сиденье автомобиля, а когда машина остановилась, вдруг почувствовала прилив сил.

Ребята высадили Ангелину у монастыря, спросив, не нужно ли ей ещё чего, не нужна ли какая помощь. Им надо было ехать дальше. Они ненадолго зашли в храм, поставили свечи, сходили на источник и уехали.

От помощи Ангелина отказалась. Теперь она осталась одна, и какой-то воздух свободы, воздух перемены вдруг опьянил её.

Она пошла к источнику, спустилась к нему по деревянным ступенькам, плеснула в лицо холодной водой, посмотрела вокруг.

Здесь и встретила их, новых попутчиц. И пошла с ними на поляну перед монастырём – отдыхать.

– Ангелина, ты одна приехала?..

– Ангелина, имя-то у тебя какое ангельское!

– Ангелина, поедешь со мной по святым местам?.. С тобой легко и хорошо, я знаю! С преподобным преподобен будеши!..

– Ангелина, а что ты такая бледная? Приезжай ко мне, я буду тебя молоком поить!

«Вот как, значит, круг, – снова сказала она себе. – Зачем же это всё было?».

Она снова легко заснула, положив под голову ветровку, и так же легко проснулась.

Она не знала, сколько она проспала. Может быть, час, может быть, два, а может, и три. Она как будто вышла из замкнутого пространства в мир, где всё шло по-другому. И ей не надо торопиться бежать на кухню, готовить обед и мыть посуду. Хотя, проснувшись, подумала именно об этом: как там дела, как там хозяйство?

– Ангелина, ты к духовнику своему пойдёшь?.. Там уж народ собирается…

– Пойду, – ответила она машинально и вдруг подумала: а надо ли идти? Что ещё она может услышать?

Когда солнце уже было в зените, Ангелина поднялась и пошла к ограде монастыря. Она ещё могла постоять здесь, и отсюда была видна автобусная остановка. «Два часа автобусом, потом два – электричкой, и ты дома», – сказала она себе. Вот таким же путём, каким она приехала сюда когда-то.