– Было такое один раз, – признался я, словно шагнув в пропасть с обрыва. – Когда умерла моя дочь. Это случилось десять лет назад, ей было восемь лет. Вскоре после этого от меня ушла жена… Это самый трудный, невыносимо трудный период моей жизни… Особенно тяжело было первый год.

Я говорил и говорил, не понимая – зачем это делаю. Словно меня кто-то подталкивал сзади. Вернее, не меня, а слова, которые толпились внутри. Кто-то облегчал произношение, и они вылетали, как оперившиеся птенцы из скворечника. Будто передо мной сидел священник, а я исповедывался.

– Что вас удержало в жизни, не дало наложить на себя руки?

– Работа, – буркнул я, удивившись очевидности произнесенного. – Я с головой ушел в работу.

– Это днем. А по ночам наверняка накатывало отчаяние. Чем спасались? Курево? Алкоголь? Наркотики? Секс?

Голос Бережкова звучал монотонно, как из другого измерения. Казалось, его ничем не прошибешь, не разжалобишь. Словно опытный снайпер, он стрелял и попадал точно в цель.

– Только курево и работа. Ночью курево, днем работа.

– Часто ли бываете сейчас на могиле дочери?

Вопрос застал меня врасплох: к своему стыду, я не помнил, когда был последний раз. Конечно, недавно, но…

Мою заминку Лекарь уловил, истолковал по– своему:

– Представьте, что кто-то из вандалов надругался над могилой?

– Вандалы? – удивился я, словно впервые услышав это слово. – Да ну, брось, какие вандалы! Перестань!

– Придете на кладбище, а памятник на боку…

Он «продавливал» свою мысль, не слыша меня. Что бы я сейчас ни сказал – все улетало в пустоту, не имело смысла.

– Прекрати, слышишь! – повысил я голос.

– Вы себе это сможете простить?

– Замолчи немедленно! – закричал я. – Хватит! Кончай это издевательство! Или… я за себя не отвечаю! Я и так многое себе не могу простить, а тут еще ты…

– Вам никто за меня это не скажет! – бесцветно произнес он, зачем-то сняв очки. – Жена от вас ушла, любовницы нет. Коллеги… Коллегам в общем-то наплевать на угрызения вашей совести. Коллеги интересуются вашими делами больше из вежливости, из правил приличия. Вы не можете себе простить, а такое и не прощается. Время эту рану не вылечит… Боль немного притупится, но останется.

– Ты кем себя возомнил? Никто, видите ли, не скажет…

– Человеком, который скажет вам правду.