От своей матери!

А Ребекка узнала его, когда была еще ребенком, и записала на память. Сделав мысленные подсчеты, я осознал, что во время преступлений Фрэнка Картера Ребекке было тринадцать лет. Совершенные им убийства наверняка должны были привлечь внимание девчонки ее возраста.

Но это не объясняло, откуда она сама узнала стишок.

Я отложил листок в сторону.

В Пакете обнаружилось и достаточно много фотографий – все настолько старые, что наверняка были сняты каким-нибудь старомодным пленочным фотоаппаратом. Мне припомнилось, как ребенком я и сам регулярно щелкал фотиком на каникулах, и мы с моей матерью делали то же самое, что и Ребекка со своими родителями, – писали с обратной стороны дату и короткое описание.

«2 августа 1983 г. – два дня от роду».

Перевернув снимок, я увидел сидящую на диване женщину с ребенком на руках. Мать Ребекки. Я знал ее шапочно: энергичная женщина, с большим вкусом к приключениям, который она передала своей дочери. Здесь вид у нее был смертельно усталый, но восторженный. Ребенок спал, закутанный в желтое шерстяное одеяло. Судя по дате, это явно была Ребекка, даже если казалось совершенно невероятным, что она вообще когда-то была такой крохой.

«21 апреля 1987 г. – игра в Пустяки»[15].

На этой был изображен отец Ребекки, стоящий на хлипком деревянном мостике на фоне густой зеленой листвы и держащий ее так, чтобы она могла бросить палочку в несущуюся внизу воду. Ребекка смотрела прямо в объектив, улыбаясь до ушей. Ей еще и четырех лет не исполнилось, но я хорошо видел ту женщину, какой ей предстояло стать. Даже тогда у нее была та самая улыбка, которую я до сих пор мог так ясно себе представить.

«3 сентября 1988 г. – первый раз в первый класс».

Маленькая Ребекка, одетая в синий джемпер и серую плиссированную юбочку, гордо стоит перед входом…

В школу «Роуз-террас».

Несколько секунд я тупо таращился на фотографию.

Теперь эта школа была мне уже хорошо знакома, а на фотографии определенно была Ребекка – но эти две вещи никак не желали вместе укладываться в голове. И все же никакой ошибки ни в том, ни в другом. Те же самые перила, те же самые ступеньки… В черном камне над дверью – выбитые буквы: «ДЕВОЧКИ». И это моя жена, еще ребенок, стоит у входа…

«Первый раз в первый класс».

Ребекка жила здесь, в Фезербэнке!

Открытие повергло меня в ступор. Как я мог этого не знать? Мы несколько раз навещали ее родителей на южном побережье до их смерти, и, хотя я смутно знал, что они переехали туда, когда Ребекка была значительно моложе, это определенно было ее домом – местом, откуда, как она считала, она была родом. Но, выходит, ее настоящая родина все-таки здесь – где расцвела ее жизнь, где она маленькой девчонкой, а потом подростком, завела друзей, где услышала истории, которые забрала с собой во взрослую жизнь… Поскольку доказательство лежало сейчас прямо передо мной. Ребекка жила здесь в детстве – или, по крайней мере, достаточно близко, чтобы посещать эту школу.

Достаточно близко, чтобы услышать стишок про Шептальщика.

Мне подумалось, насколько все-таки быстро Джейк сфокусировался на нашем новом доме, едва увидев его на моем «Айпэде», – как все остальные результаты поиска стали для него словно невидимыми после того, как он увидел его фотографии в Сети. Это не могло быть совпадением. Я быстро перебрал остальные фотографии, которые он бережно хранил. Большинство из них представляли собой моментальные снимки, сделанные на каникулах, но несколько мест выглядели более знакомо. Ребекка лакомится мороженым где-то на Нью-роуд. Высоко взмывает ввысь на качелях в местном парке. Катит на трехколесном велосипеде по главной улице.

А потом…