58

С чувством, будто совершаю некое святотатство, я открыл Пакет и принялся просматривать его содержимое.

Здесь обнаружился целый набор бумаг, фотографий и мелких безделиц, многие из которых накладывались на мое собственное прошлое и воспоминания. Первым делом мне попался на глаза яркий браслетик, растянутый в месте пластиковой застежки, когда Ребекка стащила его с руки, вместо того чтобы просто разрезать. Он был с музыкального фестиваля, на котором мы побывали в ранние дни наших отношений, когда Джейка еще даже и в проекте не было. Тогда мы с Ребеккой жили в палатках с друзьями – с которыми в последующие годы нас постепенно развела в разные стороны жизнь, – и провели выходные за выпивкой и танцами, не обращая внимания на дождь и холод. Мы были молоды и беззаботны, и теперь этот браслетик казался чем-то вроде талисмана из лучших времен.

«Отличный выбор, Джейк!»

Я сразу узнал и маленький коричневый пакетик, и все перед глазами немного расплылось, когда я открыл его и вытряхнул содержимое себе на ладонь. Зуб, такой невероятно крошечный, что, казалось, дохнешь на него – и улетит. Это был первый молочный зуб, который потерял Джейк, вскоре после смерти Ребекки. В тот вечер я сунул деньги ему под подушку, вместе с запиской от зубной феи – мол, она хочет, чтобы он хранил этот зуб, поскольку тот особенный. Я больше не видел его до настоящего момента.

Я осторожно убрал зуб обратно в пакетик, а потом развернул сложенный листок бумаги, который оказался той картинкой, которую я для него нарисовал: грубой попыткой изобразить нас обоих, стоящих бок о бок, с подписью внизу.

«Даже когда ссоримся, мы все равно очень сильно любим друг друга».

При виде ее на глазах невольно выступили слезы. За годы было так много ссор и споров… Мы оба настолько похожи, и все же нам никак не удавалось понять друг друга. Мы оба тянулись друг к другу, но всегда почему-то промахивались. Но, господи, это ведь правда! Я никогда даже на долю секунду не переставал любить его. Я так сильно его любил! И очень надеялся, что, где бы Джейк сейчас ни находился, он это знает.

Я перебрал другие предметы. Они явно представляли для него священную ценность, но кое-что представляло для меня полнейшую загадку. Обнаружились еще несколько листков бумаги, и хотя некоторые из них были вполне объяснимы – вроде одного из немногих приглашений в гости, которые он успел получить, – большинство оказалось для меня совершенно непостижимо. Были здесь какие-то выцветшие билеты и чеки, записочки, второпях нацарапанные Ребеккой, – все настолько пустяковое и ни с чем не связанное, что я не мог даже отдаленно вообразить, почему Джейк торжественно отнес их к числу особенных. Может, как раз их маленькие размеры и явная незначительность и были тем, что в первую очередь его привлекло. Это были взрослые штучки, расшифровать которые у него пока не хватало опыта. Но его мать все-таки озаботилась их сохранить, так что, наверное, если он изучал их достаточно долго, то мог лучше понять ее.

Потом значительно более старый листок бумаги – вырванный из пружинного блокнота, так что один край был здорово растрепанным. Развернув его, я сразу же узнал почерк Ребекки. Какой-то записанный ею стишок – очевидно, в подростковые годы, судя по тому, как выцвели чернила. Я принялся читать его.