– Вы, похоже, уверены, что там есть что скрывать.
– На следующий день после того, как я начал наводить справки о Джоэле Тобиасе, меня очень профессионально обработали – ни синяков не оставили, ни костей не поломали.
– Может, это и не имело к нему никакого отношения.
– Послушайте, я допускаю, что есть люди, которым я не нравлюсь, но большим умом они не отличаются и без небольшого кредита за такое дело не взялись бы. Это не какие-то анонимные доброжелатели. У них был мешок, они использовали воду как средство убеждения. Мне ясно дали понять, что я должен держаться подальше от бизнеса Джоэла Тобиаса.
– Насколько я знаю, большинство тех, у кого могли быть реальные трудности в общении с вами, уже не в состоянии устроить разборки, если только они не научились вести дела из могилы.
Я отвернулся.
– Это не совсем так.
Но она уже не слушала.
– При нашей первой встрече я не поверила, что мы хотим одного и того же, поэтому и отказала вам в помощи. Я вижу свою роль в том, чтобы помогать людям везде, где только можно. Некоторые, как Гарольд Проктор и Джоэл Тобиас, принимать эту помощь не хотят. Может быть, они и нуждаются в ней, но считают проявлением слабости рассказать о своих страхах психотерапевту, даже бывшему армейскому психотерапевту, которая была с ними в одном пылесборнике. В газетах много писали о самоубийствах среди военных, о том, что люди, пострадавшие физически и психологически, брошены своим правительством, и даже о том, что они могут представлять собой угрозу национальной безопасности. Они участвовали в непопулярной войне. Да, эту войну не сравнить с вьетнамской ни по потерям, ни по враждебному отношению к ветеранам дома, но нельзя порицать военных за то, что они защищались. Вас я сочла еще одним вот таким упрямцем, пытающимся что-то доказать.
– А теперь?
– Я и теперь считаю вас упрямцем, в чем со мной согласен и тот детектив, что работает в доме Проктора, но, возможно, наши цели не столь уж различны. Мы оба хотим выяснить, почему умирают эти люди.
Она отпила еще вина, и оно окрасило ее зубы красным, как у зверя, только что отведавшего сырого мяса.
– Послушайте, я отношусь к этому очень серьезно, поэтому и занялась исследованием. Моя тема – часть совместной инициативы с Национальным институтом психического здоровья, направленной на поиск ответов и решений. Мы изучаем влияние боевых действий на содат и их многократного участия в боевых действиях. Известно, что две трети самоубийств случаются во время или после ведения боевых действий. Проведя пятнадцать месяцев в зоне боевых действий, люди не успевают снять напряжение, а их снова отправляют воевать.
Понятно, что нашим солдатам нужна помощь, но они боятся обратиться за ней, боятся, что у них сложится опредеденная репутация. Но и военному руководству необходимо изменить отношение к солдатам, ибо психологический скрининг поставлен плохо, и командиры неохотно разрешают подчиненным обращаться к гражданским терапевтам. Они привлекают больше врачей общей практики, что, безусловно, хорошее начало, и психологов, но основное внимание уделяют войскам, ведущим боевые действия. Что происходит, когда они возвращаются домой? Из шестидесяти солдат, покончивших с собой в период с января по август 2008 года, тридцать девять сделали это после возвращения домой. Мы не обеспечиваем им должной поддержки. Они – раненные, но некоторые раны выявляются тогда, когда уже слишком поздно. С этим надо что-то делать. Кто-то должен взять на себя ответственность.
Она откинулась на спинку стула. Налет суровости исчез, и теперь она выглядела просто усталой. Усталой и, как ни странно, помолодевшей, словно ее стресс был и профессиональным, и почти детским в своей чистоте.
– Теперь вы понимаете, почему я насторожилась, когда частный детектив, причем имеющий репутацию человека, склонного к насилию, начинает интересоваться самоубийствами ветеранов?
Вопрос был риторический, а если и не был, то я предпочел считать его таковым и просигнализировал бармену, чтобы тот повторил. Мы помолчали, а когда официантка принесла по бокалу, Сандерс вылила недопитое из первого во второй.
– А вы? – спросил я. – Как это влияет на вас?
– Не понимаю вопроса.
– Нелегко ведь, наверное, выслушивать все эти мрачные истории и неделю за неделей видеть искалеченных людей. Это накладывает свой отпечаток.