За столом напротив отца сидел Фредерик Штерн. Увидев его, Милли остановилась на пороге.

«Папа! Как это понимать? Что делает в нашем доме этот господин? По-моему, его место в тюрьме».

Штерн встал.

«В тюрьме ко мне относились гораздо приветливее. Я уже начинаю жалеть, что покинул ее стены».

«Надеюсь, ненадолго».

«Дочка, дочка, — укоризненно заговорил отец. — Не впадай в грех осуждения. Оступиться может каждый из нас, и каждый должен найти в себе силы для прощения».

«Не понимаю, о чем ты говоришь. Я никого не осуждаю, никого не прощаю. Я просто собиралась выпить чашку чая. Но не умру, если не выпью. Мне надо заниматься переводами. А ты, пожалуйста, можешь и дальше любезничать с этим предателем».

Милли выскочила из столовой, хлопнув дверью, и закрылась в библиотеке. Ей надо было сегодня закончить перевод статьи из французского научного журнала. Примерно через час к ней вошел отец. На нем был дорожный плащ, и Милли вспомнила, что сегодня отец уезжает в Маршал-Сити.

«Ты не одета? — удивился он. — Разве ты не едешь со мной?»

«Нет, папа, я передумала. Хочу скорее закончить эту статью и взяться за новую».

«Ну что ж…. Как продвигается работа?»

«Вечером перепишу набело. Этот мерзавец ушел?»

«Ты не должна так говорить о Фредерике. Один неверный шаг не может перечеркнуть те годы, которые он провел с нами».

«Зачем он приходил? И почему, черт возьми, его освободили?»

«Его не освободили. Он выпущен под залог. Фредерик оказал помощь правосудию. Рискуя жизнью, помог изобличить и задержать опасного преступника. Поэтому он и заслужил определенное снисхождение суда. Чего, к сожалению, нельзя сказать о другом нашем знакомом».

Отец замолчал. Он прошелся по библиотеке из угла в угол, стуча тяжелыми сапогами, и остановился перед книжным шкафом.

«Дочка, мне очень трудно об этом говорить. Но ты уже взрослый человек, и должна воспринимать жизнь в ее истинном свете. Ты должна иметь мужество не отворачиваться от ее неприглядных сторон…»

«Неприглядная сторона — это, конечно, Стивен? — вспылила Мелисса. — Папа, что тебе наплел про него этот мерзавец?»

«Видишь ли, мы воспринимали мистера Питерса как человека своего круга, не так ли? Вряд ли он вошел бы в наш дом, будучи ковбоем, или батраком, или шахтером…. Нет, он казался нам вполне достойным гражданином, образованным и добропорядочным. К сожалению, дочка, мы слишком мало знали об этом человеке. Оказалось, что обвинения, которые выдвинул против него суд, были не такими беспочвенными, как уверял Питерс. Ты помнишь, каким мы его встретили впервые, на перевале в Небраске? Без гроша в кармане, полуголым. Он ничего не рассказывал о себе. Теперь я понимаю, что у него были на то веские причины. Разве тебя не удивило, что уже через очень короткое время после первой встречи мистер Питерс разительным образом изменился? Откуда у него взялись деньги, на которые он скупил половину города? Откуда в нем появилась та жестокость, с какой он расправился с похитившими нас бандитами?»

«Минуточку, папа! — Милли перебила отца. — Когда он спасал твою жизнь, ты не задавал себе этих вопросов, не так ли? Так какого черта ты спрашиваешь об этом сегодня?»