Я смотрю на мужчину. На его форму, на прищуренные глаза, на плотно сжатые губы — и внезапно ловлю себя на мысли, что пить мне явно не следовало.
— Мистер Максвелл, — официальное обращение дается просто, — согласно протоколу я не имею права лгать вам только при исполнении. Этот пункт не затрагивает сферу частной жизни.
Я хочу в подтверждении своих слов набросить на себя завесу отрицания, но в ситуацию вмешивается здравый смысл, напоминая, что это будет уже слишком.
Но Риндана, кажется, не интересуют мои оправдания. Пробежав взглядом по моим сжатым в кулаки ладоням, он криво ухмыляется и постукивает пальцами по стене. Прямо как в экипаже.
Тук-тук-тук…
— И давно у вас не было мужчины?
Наверное, именно в этот момент я понимаю — да, лгать явно не следовало.
— Два месяца, — и сглатываю пересохшим ртом: видимо, придется сообщать полную правду, — два с лишним. Десять недель.
— Два с половиной, — констатирует инквизитор, уже подхватывая меня на руки.
Целует он меня уже в спальне — не столько целует, сколько обозначает это действие, прикоснувшись своими губами к моим. Но я подаюсь к нему сразу, лихорадочно отвечая. Во рту будто пожар и срочно требуется утолить жажду. Мне даже прелюдии не надо — я вспыхиваю сразу, как спичка. Прижимаюсь к его горячему телу, чувствую физиологическую реакцию его организма на меня. Это в какой-то мере доставляет удовлетворение и я едва не рычу от удовольствия, стаскивая с него рубашку.
— Какая ты…. горячая, — заговорщицки шепчет Риндан.
— Это не я, это виски, — в тон ему отвечаю я, слыша в ответ тихий смех.
На ласки времени не остается — я хочу сути. И мужчина это чувствует — быстро пробегает по ряду пуговиц и платье падает на пол, даря долгожданное ощущение свободы. Мы перемещаемся в район кровати и падаем на простыни, ещё хранящие аромат полыни.
— Что, даже чаю не выпьем? — пытается шутить Максвелл.
В ответ я лишь досадливо морщусь, нетерпеливо раздвигая бедра — мне не нужны шутки. Мне нужен…
Когда он входит в меня, я выгибаюсь дугой. То, что нужно — словно струя воды, льющаяся на потрескавшуюся от жары землю. А затем губы Риндана находят мои и он начинает двигаться. Вначале медленно, с каждым движением он убыстряет темп. Но мне много не надо — уже на второй минуте я взрываюсь. Долго бьюсь в сладкой судороге, которая в этот раз дарит освобождение, беззвучно крича, открыв рот, будто рыба. А затем, чувствуя, что Риндан ещё во мне, обхватываю его ногами, не давая отдалиться, и начинаю двигаться снова. И он поддерживает — сухая ладонь плотно обхватывает мое бедро и мы пускаемся в темп бешеной скачки. Мне не стыдно — стоит ли стыдиться того, что происходит сейчас? Однозначно нет.
Второй оргазм накрывает неожиданно. Он другой — глубже, полнее. В этот раз я рычу, будто львица. Максвелл вторит — и я чувствую внутри себя нарастающую пульсацию. Мне не грудь падают капли пота с его лба. Инквизитор нависает надо мной, будто скала — и внезапно обмякает, падая на меня и прижимая своим телом.
Резерв наполовину пуст.
Я закрываю глаза и обхватываю мужчину за шею. Вот теперь приходит понимание — будет стыдно. Не сейчас, завтра. На работе.
Но я подумаю об этом потом.