— Какие у тебя соображения насчет того, что происходит?
Симбал никак не мог оторваться от полотна.
— Это подлинник? — поинтересовался он.
— Нет, — отозвался Донован, — копия. Хотя я не перестаю мечтать о подлиннике. Надо будет как-нибудь смотаться за ним в Париж.
—Симбал вздохнул и повернулся спиной к картина За окном уже смеркалось.
— Вряд ли можно найти простое объяснение тому, почему дракон сжигает человека. Но одно можно утверждать наверняка: это был броский, откровенный ход, рассчитанный на привлечение внимания. И это для нас кое-что значит.
— Предупреждение? Симбал кивнул.
— Вне всяких сомнений. Но о чем? Тюн являлся главным американским агентом
Серые глаза Донована некоторое время пристально следили за Симбалом. В комнате повисло молчание, нарушаемое лишь тиканьем антикварных часов работы французского мастера. Зато снаружи ветер рвал козырьки над окнами, поднимая такой шум, точно разъяренная толпа демонстрантов швыряла булыжники в обтянутые металлической сеткой окна.
— Я не признаю слова “невозможно”. Какой вариант представляется тебе наиболее вероятным?
Симбал прошел к своему креслу и уселся в него. Он не спешил с ответом.
— Я пропустил все, что у меня имелось, через компьютер, — веско произнес он наконец. — Но ведь ты знаешь, Роджер, какого мнения я придерживаюсь в отношении компьютеров. Они лишь выдают то, что другие люди вложили в них. Все федеральные агенты по большому счету придурки. Когда речь заходит не о событиях прошлого, то они годятся в лучшем случае только на то, чтобы составлять бюджет. Ни у кого из них нет ни капли воображения, а стало быть, и их информационные банки данных имеют тот же недостаток.
Донован принялся нетерпеливо постукивать пальцами по столу.
— Только не говори, что в своей башке ты хотя бы отчасти сузил крут версий.
Симбал тонко улыбнулся.
— Чутье подсказывает мне, что
— Кто бы это мог быть?
— Прости, — Симбал покачал головой, — мне еще не удалось забраться так глубоко.
— Тогда измени подход.
Симбал следил за лицом Донована. Ему казалось, что тот лишь благодаря огромному внутреннему усилию сохраняет одно и то же, бесстрастное выражение лица. Тони вновь задумался над вопросом: что же могло так глубоко задеть его друга?