В колледже они называли зулусами чернокожих, которые были не в ладах с законом.
Симбал относительно недавно появился в Куорри, но тем не менее его связывали с Донованом тесные отношения. Именно поэтому новый директор вытащил его из рядов УБРН и перевел под свое начало.
Некогда Донован и Симбал вместе прошли через Стэнфордскую “мельницу”. Они делили одну комнату в общежитии и были неразлучными друзьями, хотя между ними ни на мгновение не утихало прямо-таки яростное соперничество. Однако познакомились они еще раньше: их отцы регулярно встречались на региональных шахматных турнирах Тихоокеанского побережья.
После двойного, почти катастрофического потрясения Куорри, вызванного смертями Беридиена и Вундермана, Донован стремился перестроить организацию в соответствии с принципом абсолютного доверия. Именно поэтому он сделал все, чтобы заполучить к себе Тони Симбала. В ком в ком, а в нем Донован не мог усомниться ни на секунду.
Когда-то в колледже с ними произошел забавный случай. Они, как это бывало нередко, приударяли за одной и той же подругой. Она же, весьма польщенная этим обстоятельством и к тому же будучи девушкой легкомысленной, назначала им свидания поочередно, до тех пор пока они сами не попросили ее выбрать кого-то одного. Она же возразила, что не может этого сделать, ибо каждый из них обладает своими особыми, привлекательными чертами, которых нет у другого. Ее заявления оказалось достаточно, чтобы навсегда скрепить их дружбу. Впоследствии они, разумеется, точно так же старались перещеголять один другого (главным образом, правда, в учебе), но никогда не вели счет набранным очкам. Они делили поровну и радости и разочарования, памятуя о словах своей однокурсницы. Они давно уже позабыли даже ее имя, однако — отчасти даже с суеверным трепетом в душе — вспоминали тот день, когда она поделилась с ними своим наблюдением.
— В Чайнатауне, по крайней мере, зулусов точно не было, — сказал Донован.
— Не было, — согласился Симбал. — Зато был совсем мертвый белый.
— Как это?
Симбал поморщился. Он встал с кресла и подошел к картине Серо.
— Он производил впечатление готового жаркого на вертеле. На лице практически не осталось ни кусочка мяса. Ты только представь себе: Алан Тюн, изжаренный драконом.
— Не понял?
Симбал продолжал, не отрываясь, изучать полотно.
— Это произошло на китайский Новый Год. Тюн заявился туда, чтобы получить деньги за три четверти тонны опиума номер четыре. Проще говоря, героина. Но вместо должников нарвался на дракона с огнедышащей пастью.
Донован взглянул на Симбала, и тот усмехнулся.
— Драконы — традиционное новогоднее развлечение
— Значит, от него и в самом деле почти ничего не осталось? — переспросил Донован. Симбал кивнул.
— Почти ничего. Впрочем, наши ребята сделали молекулярный анализ останков. Ошибки не могло быть: это Алан.
— Ублюдок, — Донован откинулся на спинку кожаного вращающегося кресла. — Жаль только, что это сделал не я.
За его спиной сквозь узкие щели в темно-синих шторах Симбал видел Белый Дом и часть безукоризненно ухоженного цветника. Косые струи дождя укутывали все это полупрозрачным покрывалом. Тони недоумевал по поводу того, чем Тюн так насолил Доновану. Насколько он помнил, в Стэнфорде ничто не могло омрачить безмятежное выражение на красивом лице его товарища: будь то особенно сложный экзамен или разрыв с девушкой. Хотя в конце концов Симбал понял, что Донован вовсе не лишен эмоций, но просто не любит их демонстрировать. Вот так, как произошло только что.
— Ты провел два года в Юго-Восточной Азии, — промолвил Донован чуть погодя. — Все это время ты следил за деятельностью