Глава 30

Огонек неспешно плыл сквозь дождь и ночную тьму.

Пришельцы стояли на краю смотровой площадки и ждали.

Поскольку фонарь был всего один, можно было предположить, что встречающих немного. Один или двое. Максимум – три человека.

Хотя, конечно, это могло оказаться хитростью: один человек с фонарем шел впереди, чтобы таким образом притупить бдительность вторгшихся на стену пришельцев, а несколько десятков хорошо вооруженных воинов под покровом ночи незаметно крались за ним следом. С другой стороны, у пришельцев в руках были яркие фонари, и тем самым они выдавали свое местонахождение. Двое хороших лучников давно могли бы снять их всех. Не говоря уж о бойцах, вооруженных более современным оружием. Значит, либо оружие у них было донельзя примитивное, либо никаких злокозненных намерений встречающие не имели.

Вскоре стали видны очертания человека, несущего фонарь. На нем были какие-то длинные, ниспадающие одеяния. В другой руке он держал большой раскладной зонтик, вроде японского.

Когда встречающий подошел совсем близко, стало видно, что на шелковом зонтике нарисована большая, толстая, с множеством складок по всему телу гусеница. Но, что самое удивительное, гусеница курила кальян. И выпускала изо рта красивые разноцветные кольца.

– Все страньше и страньше, – глубокомысленно заметил англичанин.

Человек под зонтом был стар. Очень стар. По-настоящему очень стар. Его худое, вытянутое лицо с длинным носом и острым подбородком было похоже на кору древнего дуба – его покрывали такие же глубокие складки и прорезали морщины, похожие на каньоны. Длинные, абсолютно белые волосы, аккуратно расчесанные на прямой пробор, ниспадали ниже плеч. Бороды у старика не было, зато длинные седые усы были заплетены в две аккуратные тонкие косички. Старик, однако, вовсе не казался дряхлым или больным. Напротив, он производил впечатление бодрого и вполне довольного жизнью человека. Разве что только взгляд его бледно-голубых глаз был малость уставшим. Одеяние старика представляло собой большой кусок плотной белой материи, каким-то причудливым образом завернутый вокруг тела, так что он нигде не сползал и не сваливался, но при этом и не сковывал движений. Край материи был накинут на голову, на манер платка.

Остановившись в двух шагах от башни, старик произнес короткую фразу на очень мягком, певучем языке, который, однако, никто не смог понять. В нем не было ни одного слова, которое могло хотя бы показаться знакомым.

Осипов отрицательно качнул головой, улыбнулся и с сожалением развел руками.

Старик произнес фразу на другом языке. На этот раз язык был гортанный, а слова в нем отрывистые. Но пришельцы вновь не смогли даже определить, к какой группе относится этот язык.

– Простите, но мы вас не понимаем, – произнес по-английски Осипов.

– Зато я вас могу понять, – ответил на хорошем английском старик. – Я знаю ваш язык. Но, как и принято, я сначала обратился к вам на наиболее распространенных корневых языках.

– Мы не знаем этих языков, – извиняюще развел руками Осипов.

– Это кронук и вельсеран – языки Древних.

– Мы не говорим на этих языках, – снова сделал извиняющийся жест Осипов. – Даже никогда не слышали о них.

– Должно быть, вы с Окраин, – медленно кивнул старик.

И всем показалось, что в этом его плавном движении подбородка сверху вниз проскользнула глубоко затаенная грусть.