– Озлился государь, ох, как озлился, – с чувством сказал князь, продолжая мысль Дмитрия, – он и так к нам, старомосковским дворянам, относится плохо. А тут еще казенная пороховая мельница подвела. Я-то что сделаю, если волей Господней воды в Яузе убыло? Приказал посадить в кандалы в тюрьму, чтобы помучился, а назавтрева расстрелять.

– Ох! – вскрикнула Даша. Подробности этой части отцовой жизни она еще не знала и вряд ли бы, кабы не Дмитрий, узнала.

Князь поздно понял, что сказал лишнего при дочери. И без того ее жизнь печальная, а он лишь горести ей добавляет.

– Вот же я, – мягко сказал он, – живой и здоровый. Все же хорошо стало, ты не печалься, горести уже в прошлом.

Он взял Дашу за руку и настоятельно повел к двери. Дочери очень не хотелось выходить на середине интересного разговора и от Дмитрия. Но отец повелительным тоном велел побеспокоиться о пирогах и квасе и выставил за дверь.

– Фу, – прокомментировал он поведение дочери, и продолжил рассказ: – вот так я и просидел всю ночь. Какой там сон, с рассветом расстреляют. И дочь остается одна – одинешенька.

А с рассветом пришел гвардеец и объявил, что вина с меня снята, расстреливать не велено, а велено снять кандалы и отвести к царю. Петр Алексеевич был утомлен, явно ночью мало спал, но оказался оживленным и ласковым. Сказал, что переговорил со знающим человеком, которому верит, как себя. Он говорил то же, что и я, и поэтому он верит мне. Благо, тот еще умом остер и знаниями богат.

Велел наскоро спустить запруду с мельницы выше по течению, а наперед углубить дно реки и почистить у Яузы родники и мелкие речки. И в конце самолично налил мне водки в большую золоченную чарку, заставил выпить и чарку подарил.

Князь Александр гордо показал золоченую посудину.

Дмитрий, как историк, знал, что в допетровской Руси царский подарок в виде чарки или иной посуды во время пира означал признак большого внимания и благорасположения государя.

Князь не зря сиял. Визит к царю, едва не приведший к расстрелу, окончился царской милостью. И, похоже, будущее у него будет не самым плохим до очередного промаха.

Последний раз наша семья так была высоко отмечена при первом царе Иоанне. Почти двести лет тому назад!

Поделиться радостью наедине он дальше не успел. Дверь открылась и появилась Даша с чередой слуг, принесших различную посуду, квас в серебряных кувшинах, горячие еще пироги с одурманивающими запахами.

Князь дождался выхода слуг, посмотрел на дочь, понял, что выставить ее больше не получится, опять вздохнул, завершил:

– Попытался я узнать, кто этот верный человек, которому царь Петр Алексеевич так доверяет. Оказывается, гвардеец Преображенского полка Дмитрий Кистенев!

Он оглянулся на дочь:

– Нас сегодня угостят, али как?

Даша, сидящая с открытым ртом, ойкнула, самолично, не зовя слуг, разлила по братинам квас, обнесла пирогами. За одним слегка прижалась к Дмитрию.

Князь смотрел на такое поведение дочери уже без недовольства. Стерпелся. Обратился к Дмитрию:

– Расскажи теперь ты, красный молодец, как карьер у тебя идет? Удачно ли?