– Тридцать три года. И ему придется отсидеть как минимум тридцать лет, прежде чем он сможет подавать на условно-досрочное.

Уже позже юрист из Королевской прокурорской службы сообщил Дэну, что адвокат Джерри посоветовал ему не подавать апелляции, поскольку для этого нет никаких оснований.

– А как там Эмили? – спрашивает меня Сара, когда нам снова удается поговорить.

Я говорю, что теперь Эмили его ненавидит и наверняка не желает больше видеть. Она освободилась от наложенных на нее чар. Теперь она чувствует себя униженной, не понимая, чем Джерри мог ее настолько пленить. Она, естественно, потрясена смертью матери, из-за чего время от времени меня мучают угрызения совести. Но, как я сказала Саре, это самый благополучный исход. Разве нет? Теперь Эмили будет помнить свою мать так, как весь мир помнит принцессу Диану: молодой и красивой. Все лучше, чем смотреть, как мать постоянно тошнит, как она мало-помалу теряет рассудок, страдая от приступов невыносимой боли. В любом случае для Эмили лучше уж так, чем выступить на суде и в результате узнать, что подонку, укравшему ее детство, растоптавшему самоуважение и разрушившему ей жизнь, подобно тому, как в свое время он разрушил жизнь нам с Хелен, дадут не больше пяти лет.

Недавно я стала ходить к психотерапевту. Я, конечно, не рискнула рассказать всю историю, но поняла, что пора поговорить о том, что со мной сделал Джерри, когда мне было четырнадцать. Вынесенный ему обвинительный приговор стал громким завершающим аккордом, тем не менее мою детскую травму необходимо постоянно проговаривать и, тем самым пролечив, оставить в прошлом. Во избежание ненужных ассоциаций я не называю имени Джерри, а просто говорю: он или его. Я говорю о жгучем стыде, который всю жизнь преследовал меня и периодически возникает вновь под влиянием повседневных событий, ошибок, разговоров и столкновений. Психотерапевт твердит, что тут нет моей вины. Что я, естественно, знаю, но мне необходимо это услышать. Мне необходимо, чтобы это услышало мое тело. Поскольку я встретила кое-кого, с кем хотела бы познакомиться поближе. Он актер, останавливавшийся в отеле на Скотт-стрит. Наши глаза встретились над кофейником во время завтрака за шведским столом, мы разговорились и уже не смогли остановиться. В любом случае терапия, похоже, работает, поскольку у нас будет уже третье свидание.

Что касается Мэдди и моих флешбэков, психотерапевт советует представлять не то, как она ударилась о землю, а то, как ее уносят на небо ангелы, и это помогло. И теперь, когда я закрываю глаза, то все равно вижу, как Мэдди падает на тротуар, но чем больше практикуюсь, тем легче мне представить ангелов, уносящих ее в небеса, а оттуда – в космическое пространство, где ее ждет единение со Вселенной.

Недавно Дэн рассказал мне, что Эмили, несмотря на трагические обстоятельства, успешно сдала экзамены для получения сертификата об общем среднем образовании и что они с Рози поступили в театральную студию, где теперь проводят все свободное время. Мне было очень приятно это слышать, и я даже собираюсь провести там на следующей неделе семинар. Более того, до меня дошли слухи, что Эмили нравится один мальчик из той студии. Дэн с ним уже встречался и нашел вполне подходящим. Думаю, прямо сейчас Дэн чувствует колоссальное облегчение, что дочь наконец стали привлекать сверстники, и он всячески поощряет встречи с тем мальчиком.

Дэн совершенно убит горем, он ужасно бледный и напряженный, но непоколебим в своем намерении оставаться сильным ради дочери. И то, что он теперь работающий отец-одиночка, не мешает ему щедро тратить на меня свое время. После того как я помогла Мэдди скрыть болезнь и поддержала ее во время лучевой терапии, между мной и Дэном образовалась некая связь, которая еще больше укрепилась, когда я пострадала от ложного обвинения. По-моему, в глазах Дэна нас с Мэдди объединяет то, что мы обе стали жертвами бывшего босса, злоупотребившего как его, так и моим доверием. Итак, время от времени Дэн звонит мне, иногда приглашает на чашечку кофе, причем каждый раз он кажется чуть-чуть сильнее, и я ужасно рада видеть, что у него все в порядке.

Короче говоря, жизнь продолжается. По крайней мере, для большинства из нас. Но порой, когда я вижу на улице полицейский автомобиль, у меня сердце уходит в пятки и остается там до тех пор, пока автомобиль не скрывается из виду. Однако секунду спустя воспоминание о том, что еще немного – и я оказалась бы за тюремной решеткой, уже перестает отличаться от любого другого воспоминания, которое я предпочла бы забыть. И тогда я буквально за шкирку вытаскиваю себя в настоящее, сосредоточившись на текущей задаче: выучить текст роли в следующей пьесе, дать объявление о найме кухонных работников в отель на Скотт-стрит, выбрать подходящий наряд для свидания в пятницу и решить, что лучше приготовить: курицу или рыбу. Мы гуляем с Хелен по Хэмпстед-Хит или сидим с ногами на диване, попивая вино в ее новой гостиной. Я смотрю на свою подругу, размышляя от том, как Джерри попытался вбить между нами клин, но судьба нас снова свела. И когда в итоге я окажусь в постели со своим бойфрендом, то наверняка буду помнить, что время – лучший лекарь, и независимо от всех прошлых поступков я обогащусь новым опытом, наконец-то узнав, каково это – чувствовать, что тебя по-настоящему любят.

Ну а когда я думаю о нем и о том, что он сделал, то сразу заменяю это воспоминание более приятным. Я помню, как он со скамьи подсудимых обвел взглядом галерею для публики, и наши глаза встретились. Он посмотрел на меня ничего не выражавшими пустыми глазами, но я не перестаю задавать себе вопрос: если я ему кого-то смутно напомнила, продолжает ли он до сих пор гадать, откуда он меня знает и кто я такая? Да, мы наконец получили желаемое, и для нас важно лишь то, что происходит здесь и сейчас. Но мне почему-то хочется верить, что в один прекрасный день догадка вдруг ударит его точно обухом по голове, когда он будет мерить шагами тюремный двор, или разбудит в холодные ночные часы, сжав сердце крошечной ледяной рукой.

Примечания