Следователь пожал плечами.

– Ладно, – потянулся он за деньгами, – с паршивой овцы…

Но я убрал пачку.

– Сначала покажи постановление о прекращении дела.

Он, молча, открыл портфель, достал оттуда постановление и сунул мне.

– Ух, ты! – удивился я, – оперативно работаешь. И начальник следственного органа уже утвердил, и печать имеется. Только даты нет. Заранее что – ли приготовил?

– Деньги давай! – занервничал он, косясь на дверь.

Я бросил деньги на кровать и принялся читать постановление, краем глаза наблюдая, как алчный мздоимец мусолит пачку долларов, пытаясь пересчитать купюры, не вынимая их из-под резинки. Наконец, он закончил, и деньги исчезли в его портфеле.

Я с облегчением вздохнул, убрал постановление в тумбочку и нажал кнопку вызова сестры на стене у своей кровати. Надо отдать должное следователю, он среагировал мгновенно. Тут – же вытряхнул все содержимое портфеля на пол, включая доллары. Однако это не помоло, когда через секунду в палату ввалились люди в штатском и защелкнули наручники на его руках.

Появились понятые и лампа ультрафиолетового излучения, в свете которой ладони и пальцы оборотня горели, синим пламенем. Потом в лучах лампы таким же огнем засветились деньги, вытряхнутые на пол. Затем неудавшегося взяточника увели, а я еще полтора часа отвечал на вопросы уже другого следователя, подписывая протокол допроса. Наконец все закончилось, в коридоре остался один Витек да мои соседи по палате, уважительно перешептывающиеся и косящиеся на меня.

Мы с Витьком вышли в больничный двор, и присели на лавочку. Задувал промозглый ветер, я кутался в больничный халат.

– Слушай, Алексей, с тебя бутылка! – сказал Витек, – я вчера после твоего звонка, часа два убеждал этих оперов из службы собственной безопасности, что у них есть шанс поймать оборотня в погонах.

– Повезло то, что этот следак из другого региона. Они таких сладеньких любят.

– Почему? – без особого интереса спросил я.

– Да потому, что меньше шансов, что у него столичная крыша.

– Знаешь, меня от них уже тошнит, – сказал я и поднялся, – пойду у сестры – хозяйки попрошу, чтобы одежду вернула, а то в халате тут дуба дать можно. Как выпишусь, созвонимся.

В каморке пропахшей нафталином, заваленной пакетами с вещами больных, мне вернули заляпанную кровью куртку, штаны и футболку. Я сгреб вещи под мышку и направился в свою палату отмывать следы крови с одежды. Сунув руку в карман куртки, я обнаружил в нем дырку и почувствовал за подкладкой, что-то увесистое. Разумеется, это был мой браунинг. Не представляю, как его не заметили, когда снимали куртку и сдавали ее на склад, однако я обрадовался ему как старому знакомому. Во внутреннем кармане куртки также нашелся смятый лист бумаги с моей фотографией – поддельная справка об освобождении на имя Бакланова.

Через неделю, выписавшись из больницы, я заехал к себе на работу и узнал, что уволен за прогулы, чему нисколько не удивился. Что это за экспедитор, которого ни в одну служебную экспедицию не пошлешь по причине его отсутствия. Обрадовало только, что заплатили какие – то деньги.

Квартира встретила запустеньем и толстым слоем пыли, лежащим на мебели.

– Недели две назад твоя супружница уехала, – тараторила соседка баба Глаша, отдавая ключи, и пытаясь заглянуть через мое плечо в дверной проем, пока я возился с замком, открывая дверь.