– А ну все отошли от костра на десять метров!
Шеренга испуганно отхлынула к палаткам и подростки с любопытством уставились на меня.
– Сейчас вылетит птичка! – сказал я, сунув пулю в пышущие жаром угли прямо под полено.
Едва я успел отойти к палаткам, как раздался звонкий щелчок, подбросивший поленья и разметавший снопом искр угли из кострища. Мелкие осколки с визгом прочертили борозды в траве.
– Вот также Иванов, твои пальцы и глаза могли разлететься как птицы на юг! – подытожил я, – так что скажи спасибо Игорю Олеговичу, что он сохранил твои гляделки и хваталки!
– Спасибо, – выдавил Иванов.
Тут оживился Игорь.
– Обещаю, завтра всем будут сувениры, а сейчас сдавайте все, что по карманам рассовали и спать.
Школьники зашумели и обступили Игоря.
– Пойдем, – кивнул я Витьку, зевая, – пусть дальше сам разбирается.
– Ну и молодежь пошла! – сказал Игорь, входя в шатер, – сто раз ведь говорил им, что нельзя боеприпасы и ВОПы[11] домой тащить!
Он поставил на стол тяжелый целлофановый пакет, из которого посыпались ржавые патроны. На дне пакета обнаружилась граната РГД 33. Из полусгнившей ее ручки торчала пружина ударника.
Витек присвистнул.
– Это кто же такой умный?
– А ты как думаешь? – усмехнулся Игорь.
– Иванов?! – гоготнул я, – ну и кадр!
Витек повертел гранату в руке и бросил ее обратно в пакет.
– Хорошо хоть без запала.
За ужином я достал из полевой сумки дневник лейтенанта. Почти все записи, сделанные химическим карандашом, оказались размыты от сырости. При свете фонарика удалось прочитать лишь несколько последних.
17 декабря 1942 года.