– Вот. – Оливия протянула мне маленькую бархатную коробочку черного цвета. – Это для тебя.

У меня пропал дар речи, но зрители отреагировали за меня своими вздохами и стонами умиления.

– Это должно было произойти позже, – сказал Сойер, встав передо мной. – Я ужасно переживал, что делать это здесь – ужасная идея. Теперь я в этом уверен. – Он оглянулся на переполненный зал. – И как ты выступаешь здесь каждый вечер?

Я пожала плечами и засмеялась. Сердце колотилось в груди с такой силой, что я с трудом могла слышать свои слова.

– Держи, мама. – Оливия все еще пыталась всучить мне коробочку.

Я погладила ее по щеке и посмотрела на Сойера.

– Она продолжает называть меня мамой.

– Ты бы… – голос Сойера сорвался, и он попробовал снова: – Ты бы хотела быть ее мамой? Потому что то, что я собираюсь спросить… я спрашиваю и от ее лица тоже. От нас обоих.

Я кивнула, слезы хлынули из моих глаз, и публика издала очередной коллективный вздох.

– Для меня огромная честь быть ее мамой, – прошептала я.

Сойер опустился на одно колено рядом с Оливией. Охи и ахи прокатились по залу, но я практически ничего не слышала.

– Отдай его сейчас, детка, – шепнул Сойер Оливии.

– Возьми! – повторила Оливия и протянула мне коробочку.

– Спасибо, детка. – Я взяла коробочку в свои руки, но не смогла открыть. – Руки трясутся.

– Мои тоже. – Он забрал ее из моих рук и открыл коробку с кольцом из белого золота и бриллиантом квадратной огранки.

Мои руки подлетели ко рту, и я почувствовала энергию публики, которая заполняла зал в радостном предвкушении.

– Дарлин Монтгомери, – громко и четко сказал Сойер. – Ты выйдешь за меня замуж?

Сперва у меня получилось только кивнуть, потому что мой голос пропал от счастья, слез и будущего, которое ждало по ту сторону вопроса.

– Да, – прошептала я, тоже опускаясь на колени. – Да. Я выйду за тебя замуж. Конечно же выйду.

Зал будто сошел с ума. Под рев толпы и блеск софитов я поцеловала Сойера, ощущая на своих губах вкус его слез. А потом повернулась к Оливии и прижала ее к себе.