О’Нил ответил на том же языке, что гостям нужна на время лодка почтенного бакенщика, и за беспокойство хозяину будет хорошо заплачено.
Скрипнула дверь, и на пороге появился пожилой человек. Он был одет бедно, но аккуратно. Видно было, что это старый морской волк – лицо его покрывал загар, полученный в тропиках, на щеке красовался шрам, по всей видимости, от ножа, а ладони были черны от въевшейся в кожу смолы.
– Вы хотите нанять лодку? – спросил моряк. – Хорошо. Только это обойдется вам в десять золотых.
Ирландец вопросительно посмотрел на меня. Вздохнув, я достал из кармана камзола кошелек. Отсчитав требуемую сумму, я передал ее моряку. Тот, довольно позвякивая деньгами, ушел в свой домик, откуда вскоре вернулся, держа под мышкой два весла.
Вскоре в полумраке мы увидели на берегу небольшую лодку.
– Сэр, я думаю, что нам следует уйти вниз по Пре-гелю до Хайде, где я смогу договориться о том, чтобы нашу лодку вернули бакенщику, а нас доставили в Пиллау. А в тамошнем порту можно будет нанять каюту на корабле, следующем в Швецию, откуда добраться до Англии не так уж и сложно.
Я вздрогнул. Минуту назад я собирался прикончить ирландца – да, конечно, он в очередной раз спас меня от смерти, но в нашем деле нет места для сантиментов. Но, услышав слова О’Нила про Англию, я сообразил, что он – свидетель нашего последнего разговора с Вильсоном. И в случае чего сможет подтвердить тем, кто будет разбирать правильность или неправильность наших действий, и то, что я предупреждал покойного Вильсона – а он был мертв, в этом я уже не сомневался, – что я был против всей этой аферы. Ну и, наконец, удача играет немалую роль в нашем деле, а О’Нил свою удачливость успел доказать не раз и не два.
– Хорошо, пусть будет так, – устало ответил я. Напряжение, охватившее меня, прошло, и мне сейчас захотелось просто лечь и забыться…
Официальная встреча нашей делегации с Первым консулом Французской республики произошла в Зале московитов. Тем самым подчеркивалась торжественность всего происходящего – ведь сегодня будет подписан договор о союзе между Россией и Францией. Если нам удастся заставить Наполеона соблюдать статьи Союзного договора, то не будет в этой истории позора Аустерлица, кровавой бойни при Прейсиш-Эйлау, в которой с обеих сторон было убито и ранено 50 тысяч человек, разгрома под Фридландом, горящего Смоленска и пылающей Москвы, заваленного трупами Бородинского поля и Заграничного похода, когда русские сражались за интересы союзников, готовых продать своих спасителей. Не будет всего этого! А что будет? Бог весть… Будем надеяться, что России не придется пятнадцать лет сражаться с французами.
Мне впервые довелось своими глазами увидеть Наполеона. Он не был похож на того обрюзгшего и хмурого человечка, в неизменном сером сюртуке и треуголке, которого позднее изображали художники. Первый консул еще не наел брюшко, имел вполне спортивную фигуру, приятный цвет лица и живой взгляд. Он с любопытством смотрел на графа Ростопчина и меня. Особенно на меня. Думаю, что секретные агенты Бонапарта уже успели сообщить ему много интересного о людях, неожиданно появившихся в окружении императора Павла. И о том влиянии, которое они оказывают на русского царя.
Помимо всего прочего, Наполеон, как опытный полководец, сумел оценить наше оружие и средства связи. Ну и то, как мы нанесли поражение британской эскадре, намеревавшейся захватить Ревель. Англия была злейшим врагом Бонапарта, и потому разгром адмирала Нельсона, так много крови попортившего Наполеону во время Египетского похода, весьма обрадовал Первого консула.
– Мсье генерал, – сказал он, энергично пожимая мне руку, – я хочу поздравить вам со славной победой. Этот однорукий убийца получил то, что он заслужил. Непомерная гордыня англичан уязвлена, и они просто жаждут отомстить вам за то унижение, которое испытал их военно-морской флот, получивший звонкую оплеуху под Ревелем. В свою очередь, могу вам сообщить, что все французы радовались этой победе. Может быть, нам стоит продолжить эту славную традицию – делать приятное своим народам?
Мы переглянулись с графом Ростопчиным. Бонапарт недвусмысленно предложил нам объединиться и напасть на Англию. Собственно говоря, именно за этим император Павел и направил нас сюда. И не об этом ли мы несколько дней подряд вели переговоры с Дюроком? Сейчас же мы услышали это предложение из уст того, кто вскоре станет императором Франции и двинет свои армии на завоевание мирового господства. Если бы не Россия, то эти планы Наполеона вполне могли быть выполнены. Но в интересах ли России мешать Бонапарту сокрушить Англию?
– Господин Первый консул, – ответил я, – в настоящее время Британия является врагом и России, и Франции. Наш государь желает наказать тех, кто злоумышлял на его жизнь. Ведь несостоявшееся покушение на императора Павла было оплачено английскими гинеями. Что же касается совместных боевых действий против британцев, то мы должны продумать не только военные планы, но и все политические мероприятия, дабы между Россией и Франции не возникли разногласия, которые могли бы разрушить союз между нашими странами.
– Вы правы, генерал, – кивнул Наполеон. – Пусть дипломаты займутся своим делом, а военные – своим. Так оно будет лучше.
– Господин Первый консул, – вступил в разговор Ростопчин, – политика и война взаимосвязаны. Как правильно заметил генерал Михайлов, война есть продолжение политики, только другими средствами.
Я скромно промолчал, не поправив графа, что эти слова не мои, а неизвестного пока прусского офицера Карла фон Клаузевица.