А мы начали заселяться в отведенные нам покои в западном флигеле дворца. Там располагался Зал московитов и замковая церковь. Неподалеку – об этом, подкручивая усы, сообщил нам генерал Блюхер – располагался знаменитый кабак «Blutgericht»68. Рассказывая о винах, которые подавали в этом кабачке, Блюхер поднимал вверх глаза, изображая неземное блаженство.
– Господа, я уверен, что мы не раз посетим его. Тем более что замок будут охранять мои парни, и к нашему приходу посторонних лиц в кабачке не будет, – пообещал генерал.
Я внимательно изучил план замка, который передал мне Блюхер, прикидывая, как лучше организовать охрану нашего посольства. Конечно, прусские солдаты генерала – это хорошо. Но плохо то, что в тот же «Блютгерихт» будут шляться посторонние люди. Ведь, чтобы посетить его, посетителям нужно было попасть во двор замка, а оттуда войти в небольшой незаметный подвальный вход в кабачок. А со двора легко было пробраться в помещения, занимаемые нашим посольством.
Я сказал об этом генералу, тот поморщился, но потом заявил, что на время переговоров можно будет полностью закрыть доступ посторонним в замок.
– Король дал мне большие полномочия, и, если надо, я ими воспользуюсь, – решительно произнес Блюхер. – К тому же, как мне кажется, – хитро улыбнулся генерал, – виноторговцы не будут на нас в обиде. Мы отдадим должное их запасам.
Мы с графом переглянулись. Беспробудного гусарского пьянства допустить было нельзя. Скорее, наоборот, следовало на время ввести «сухой закон». Что же касается недовольства владельцев «Блютгерихта», то мне на него было наплевать. Важно было обеспечить безопасность, как нашу, так и французов. По произошедшему в Митаве стало ясно, что британцы не оставят нас в покое. Пришедший в себя мсье Маршан рассказал мне много интересного. Я доложил об его откровениях в Петербург и со дня на день жду оттуда группу поддержки во главе с майором Никитиным. Кроме того, мне надо будет завтра встретиться с нашим «засланным казачком» Керриганом. Связным же будет некий герр Мюллер – интересно, не предок ли он «папы Мюллера», заведовавшего при Гитлере гестапо. Хотя тот был родом из Баварии. А этот откуда?69
Ладно, шут с ним, с этим Мюллером. Пойду, проинструктирую наших людей относительно соблюдения личной безопасности. Завтра – встреча с Керриганом, а послезавтра в Кёнигсберг должны прибыть французы. Тогда и начнется пресловутая «Большая игра».
Я жив! Как приятно это осознавать. После того, как свинья Дюваль пропорол мне брюхо ножом, я уже не рассчитывал, что выживу. Но спасибо этим странным русским – я выжил и уже могу вставать с постели. Удивительно, но это так!
Не менее удивительно и то, что вылечил меня русский офицер, который, как мне кажется, с не меньшим искусством умеет отправлять людей на тот свет. Зовут его Аланом, но он явно не бретонец70. Алан больше похож на уроженца Гаскони или на испанца. У него черные волосы и карие глаза. Но он, похоже, не знает испанского языка или просто хорошо скрывает то, что его знает. Во всяком случае, когда я спросил его о чем-то на кастильском наречии, Алан лишь пожал плечами.
Моих спасителей очень интересовала личность того, кто меня ранил. Они попросили нарисовать портрет Дюваля, что я с большим удовольствием сделал. Если судить по сделанному мною рисунку, этот чертов иезуит выглядел, как дьявол во плоти. Похоже, что я немного перестарался и выплеснул на лист бумаги всю мою ненависть к этому мерзавцу.
Но портрет все же оказался схожим с оригиналом, и, по моему мнению, Дюваля по нему можно будет довольно просто узнать. Я уже имел возможность убедиться, что мои новые знакомые – люди слова, и если они пообещали что-либо, то непременно сделают.
Потом у меня была долгая беседа с генералом Михайловым. Он не владел французским и немецким языками, но довольно сносно мог говорить по-английски. Я же за время моей жизни в России научился русскому языку. Так что мы неплохо понимали друг друга. Мне пришлось рассказать генералу все, что я знаю о Дювале. О своей же службе у полковника Савари, с которым мне довелось вместе повоевать в Италии, я, естественно, ничего не рассказал. Но русский, похоже, знал многое, и для него не было секретом ни кто я на самом деле, ни на кого я работаю.
– Видите ли, мсье Маршан, – сказал генерал Михайлов, – в данный момент мы с вами союзники и делаем одно дело. Мы оба желаем помочь России и Франции заключить союз против Англии. Наши враги – это и ваши враги. Понимаю, что вы, мсье Маршан, чтобы узнать как можно больше о своих союзниках, которые совсем недавно были вашими врагами, вынуждены негласно собирать о нас сведения. Ничего плохого я в этом не вижу. Так уж принято в этом мире – чтобы лучше доверять друг другу, надо знать как можно больше о тех, с кем придется вместе идти в бой.
Я вынужден был согласиться с генералом. Действительно, я не желал русским ничего плохого. А то, что нам с ними пришлось уже повоевать – так кто в Европе не воевал друг с другом. Государства, как и люди, то ссорятся, то мирятся. Такова политика, и от нее никуда не деться.
– Мсье Маршан, – генерал Михайлов неожиданно подмигнул мне, – я не хочу вытягивать из вас тайны вашей службы. Нам и своих некуда девать. Но было бы неплохо, если бы вы информировали нас о том, что было бы интересно и нам. Мы же, в свою очередь, готовы делиться с вами своей информацией. Для того, чтобы вы окончательно убедились, что наши слова не расходятся с делом, мы обещаем вам, что как только вы почувствуете себя полностью здоровым, отправить вас к генералу Дюроку, чтобы вы рассказали ему о нашем сегодняшнем разговоре. Заодно вы можете продемонстрировать ему те рисунки, которые вы украдкой сделали, запечатлев на них моих подчиненных.
Мне стало вдруг стыдно. Значит, русские нашли мои наброски, на которых я, как мог, изобразил вооружение «пятнистых» и их экипировку. И, похоже, генерал не сердится за это на меня. Я напрямую спросил об этом русского, и тот в знак согласия мне кивнул.