Это был бедняга Маршан. Кто-то очень жестоко обошелся с ним, пырнув ножом с живот. Служитель ножниц и щипцов еще дышал. Я попросил графа Ростопчина подсветить мне фонариком и, встав на колени, осмотрел рану нашего куафера. На вид она была ужасна, но, приглядевшись, я понял, что не все еще потеряно, и есть шанс вытащить Маршана с того света.
Фонарик, направленный в лицо раненого, заставил его прийти в себя.
– Скажите, кто вас ранил? – спросил я. – Как его имя?
– Это был… – Маршан с трудом произнес эти слова, после чего надолго замолчал. – …e j suite… le j suite maudit…59
Сказав это, раненый потерял сознание.
Мы с Ростопчиным переглянулись. Я понял, что в произошедшем виноват некий иезуит. Но кто он и откуда здесь взялся, мы не знали.
Вскоре со стороны лестницы мы услышали топот ног. Это бежали мои люди. Алан, который неплохо разбирался в медицине, осмотрел Маршана, перевязал его и сказал, что жить наш Паспарту будет:
– Надо только хорошенько осмотреть его рану и вколоть ему обезболивающее. И заодно продезинфицировать место ранения. Кстати, судя по всему, полоснули Маршана чем-то, имеющим широкое и острое лезвие. Рана, скорее не колотая, а колото-резаная. Эх, жаль, что тут нет нашего эскулапа Гены Антонова. Он бы все сделал на порядок лучше меня…
Маршана унесли, а мы с графом стали гадать, что стало поводом для поножовщины. Я предложил Ростопчину осмотреть комнату раненого – может быть, там найдется что-нибудь, что позволит нам решить эту загадку.
Располагался наш куафер в небольшом помещении с минимумом удобств. В дорожном сундучке Марша-на лежали в основном его личные вещи. Заинтересовала нас его папка с рисунками. Дело в том, что он умел неплохо рисовать. Чаще всего он делал шаржи углем, умело схватывая натуру того, кого он изображал. Мы об этом знали и с удовольствием разглядывали творения Маршана.
Но в папке его мы нашли не только шаржи. Куафер старательно зарисовал наших бойцов в полной экипировке, «тигры», автоматы и снайперские винтовки.
– Мда-с, – я задумчиво почесал затылок. – Похоже, что автор всего этого не только мастер завивать букли и пудрить парики.
– Знаете, Игорь Викторович, – произнес Ростопчин. – до меня доходили слухи о том, что мсье Маршан – агент Бонапарта. Но прямых доказательств этому не было. К тому же, если это так, то для нас сие скорее хорошо, чем плохо. Господин Первый консул получит вполне достоверную информацию о наших намерениях.
– Тогда выходит, что тот, кто пытался убить Маршана, играет за противоположную команду. Это, скорее всего, агент роялистов. Среди них немало представителей ордена иезуитов. А вот среди британцев таковых быть вроде не должно. Впрочем, точно об этом сможет сказать лишь сам Маршан.
– Если он, конечно, выживет, – сказал Ростопчин. – Будем надеяться на лучшее и пожелаем бедняге Маршану скорейшего выздоровления…
Сколько я пролежал в беспамятстве? Не помню… И, вообще, последнее, что я помню, это искаженная злобой морда проклятого иезуита. В руке у него был нож. Я успел шарахнуться в сторону, но он меня все же достал. По животу резануло, потом я почувствовал, что мой камзол спереди стал намокать. В глазах у меня потемнело, ноги стали ватными, и я рухнул на пол…
Надо же такому случиться – в этом городишке, который когда-то был столицей Курляндского герцогства, мне встретился мой старый знакомый, с кем судьба меня свела семь лет назад в Париже.