— Думаешь, там, где нам предстоит очнуться, есть хоть что-нибудь?

— Думаю, нигде мы не очнёмся, Эванс. По всем законам логики это невозможно. Мы просто умрём — и всё.

— Ни рая, ни ада не будет?

— Утешительно, правда?

— Утешительно? Это ужасно! Право, ад лучше, чем ничего.

— Может быть ты думаешь так потому, что не знаешь, что такое ад?

— Я знаю, что никакая боль не может длиться вечно. А когда она заканчивается, мы снова хотим видеть, осязать и думать. Мы хотим существовать — в любой форме.

— Говори за себя, Эванс. Я — не хочу.

— Ты говоришь, как материалист.

— Я и есть материалист.

— Какой смысл быть волшебником, если не верить в саму суть чудес — в бесконечность жизни и торжество справедливости?

Лили снова тянуло в сон.

Ей казалось, она проваливается куда-то, в какую-то страшную яму, и падает, падает, падает….

Страх перед тем, что Регулус говорил правду и в самом деле нет ни Бога, ни Страшного Суда, ни утешения страждущих, ни награды за праведно пройдённый путь заставил содрогнуться — то ли сердце, то ли душу.

А потом она почувствовала, что ей легко и приятно. Что легкие, наконец, наполняется воздухом, а сама она, в лёгком белом платье, босиком, с распущенными волосами стоит перед зеркалом в полный рост.

Зеркало было старинным и удивительно красивым. Двойник, там, за туманным стеклом, приветливо улыбался.

— Пойдём со мной, — прошептал она, её копия из-за зеркального мира.

Двойник с рыжими волосами, с искрящимися лукавством глазами и очаровательной улыбкой, от которой на мягких щеках появлялись милые ямочки. Всё в этом существе искрилось светом, мягкостью, живостью и теплом.

— Давай уйдём? Пока ещё не поздно? Просто переступи черту, и ты увидишь мир такой красоты, о какой всегда мечтала. Ты окажешься в замке, каким обещал стать, но не стал Хогвартс. Будешь жить с людьми, которые будут любить и беречь тебя. Ты будешь танцевать с облаками, танцевать на облаках — балерина, парящая на воздушных качелях без страха. Идём, Лили!

— Эй, Эванс! Эванс! Посмотри на меня! — пробивался сквозь мягкий золотистый покой, окутывающий её со всех сторон, встревоженный голос.