– Давайте поговорим как взрослые люди! – сразу же взяла быка за рога рыженькая Луиза. – Хотите, я помогу в этом деле? Я же вижу, что вам очень надо вывезти эту ливонскую простушку в Россию… Очень-очень надо! Я ведь права? Но для чего она вам так необходима? Прошу вас, господа, будьте искренни и откройте мне правду! Только если я буду знать все, только тогда и смогу действенно помочь. Ну, будем и дальше играть в глупую и вредную молчанку?
Решив, что хуже все равно не будет, Егор кратко рассказал герцогине: о неустроенной личной жизни царя Петра, о страшной судьбе ветреной и неверной Анны Монс и о странных миражах, которые им довелось однажды наблюдать над гладью Ладожского озера – в жарком летнем мареве…
– Да, знаки свыше – это очень и очень серьезно! А миражи, бесспорно, относятся к таким знакам, – Луиза пристально посмотрела на Алешку и спросила – с легкими ревнивыми нотками в голосе: – А ты, дорогой, наблюдал тогда – эту озерную Марту? Она и вправду так красива, как рассказывает сэр Александэр?
– Видел, очень даже красивая! – подтвердил Бровкин, после чего незамедлительно и торопливо поправился: – Просто милая и симпатичная девушка. А ты, звезда моя яркая, настоящая красавица…
– Что ж, милая и симпатичная – уже совсем немало! – великодушно признала Луиза и тихонько спросила, выразительно стреляя глазами в сторону входной двери: – Это, кстати, не она ли будет – наяда вашего мечтательного царя?
Егор незамедлительно обернулся и внимательно оглядел мужчину и девушку, вошедших в парадный зал комендантского дома. Пара смотрелась очень даже гармонично и была одета в нарядные и праздничные одежды. Высокий и широкоплечий мужчина средних лет красовался в новеньком кирасирском мундире, украшенном двумя скромными медальками, и с длинной шпагой в кожаных, слегка потертых ножнах. На девушке было скромное светло-розовое платье, обшитое – со всех сторон – многочисленными оборками и кружевами. Платье очень даже выгодно подчеркивало все достоинства ладной и крепкой девичьей фигуры, выставляя на всеобщее обозрение точеные белоснежные плечи и четвертинки полушарий полной и аппетитной груди.
– Славная улыбка, милые ямочки на щечках, очень живые и чувственные глаза, темные такие, опасные – для отважных и сентиментальных мужских сердец! – тихо и одобрительно прокомментировала герцогиня. – Что ж, я берусь за это романтичное дело! А данный солдафон, он же – жених, личность, бесспорно, жалкая. Глаза – пустые и жадные! Дайте ему, господа мои, немного гульденов, и он (даю слово герцогини!) откажется от всех своих притязаний… Господин комендант! – Она громко обратилась к кавалеру с длинной и совершенно непроизносимой немецкой фамилией: – Я желаю незамедлительно поговорить с этой девушкой – с глазу на глаз! Да, а кирасир пусть подождет за дверью… Не сметь мне возражать! Солдат, вы любите золотые тяжелые кругляшки? Вот и идите себе за дверь, там с вами благородный маркиз потолкует – о делах финансовых… Маркиз, мой друг, вы что там – уснули? Идите, идите, поговорите с кирасиром…
Бровкин, в просторных карманах которого было предусмотрительно размещено несколько бархатных кошельков, под завязку наполненных гульденами славного короля Карла, и Иоганн Рабе, совершенно ничего не понимающий и полностью сбитый с толку, послушно удалились в коридор. Курляндская же герцогиня с Мартой Эленой Екатериной Скавронской уединились в одной из боковых комнатушек. Егор – волей-неволей – остался в обществе унылого и скучного коменданта Мариенбурга. От нечего делать они успели даже сыграть партию в шахматы: Егор предсказуемо выиграл, но с большим трудом, только в затяжном эндшпиле, успешно проведя пешку в ферзи, после чего начал посматривать на меланхоличного коменданта крепости с толикой уважения…
Первыми в парадный зал вернулись женщины: герцогиня Луиза была откровенно весела и деловита, а Марта – бесконечно задумчива, посматривая на окружающих невидящими глазами, мысленно находясь где-то очень далеко от тех мест…
Потом, насвистывая нечто легкомысленное и беззаботное, появился маркиз Алешка: браво подмигнул Егору, почтительно поклонился Марте, нежно, никого не стесняясь, чмокнул в напудренную щеку герцогиню.
– Господин маркиз, а куда же девался добрый кирасир Иоганн Рабе? – забеспокоился комендант Мариенбурга. – Надеюсь, что он жив и здоров?
– Более чем! – весело заверил Бровкин. – Получив некоторое количество полновесных золотых гульденов и убедившись, что мои карманы девственно пусты, означенный Рабе сразу же объявил, что покидает королевскую службу и срочно отбывает в веселый и вольный город Амстердам…
– Жадный негодяй! – равнодушно прокомментировала Марта.
– А я вам что говорила, милая моя? – гордо и важно качнула своими рыжими кудряшками Луиза. – Все мужчины – одинаковы! Кроме отдельных, крайне редко встречающихся, персон… – послала маркизу многообещающий воздушный поцелуй.
Егор хотел выехать из Мариенбурга незамедлительно, но неожиданно пришлось задержаться.
– Тут такое дело, командир! – смущенно объяснил Алешка. – Перед выездом из Митавы я герцогу Фридриху-Вильгельму оставил краткое письмо, в котором вызывал его на честную дуэль. Место проведения сей дуэли – Мариенбургская крепость. По тексту обозначено, что я жду его только трое суток, после чего публично объявляю – на весь честной мир – последним негодяем и трусом…
– И я письмо оставила – этому жалкому ничтожеству! – добавила молоденькая и прекрасная герцогиня. – В нем сказано, что если сей субъект уклонится от данного дуэльного вызова, то он мне больше не муж! Тогда я немедленно принимаю православную веру и становлюсь верной и добродетельной супругой доблестного и отважного русского маркиза де Бровки…
– Детский сад какой-то! – непонятно для собеседников высказался Егор и, обреченно махнув рукой, отдал команду на поиск приличного постоялого двора.
Как и следовало ожидать, никакого ответа от Великого герцога Курляндского так и не поступило…
К Пскову они направились, уже максимально соблюдая элементарное целомудрие: мужчины ехали в своей карете, женщины – в своей. Ну и драгуны с охранниками бдительно скакали рядом…