– Но что?

– Считается, что у нас должны быть фотки. Они у вас что, пропали во время пожара?

– Какого пожара?

– Чарли говорит, что помнит пожар. Здесь, когда она была маленькой.

– У Чарли чертовски активное воображение.

– Но, мам… я помню…

– Ты ничего не помнишь, маленькая лгунья. Никогда не было никакого пожара. – Лекси оттолкнула стул. Он с глухим стуком ударился о стену. – Я ухожу.

– Мам, я же готовлю…

– Я не голодна. – По коридору эхом разнесся стук ее шпилек. Хлопнула входная дверь, и дом содрогнулся.

– Зачем ты это сделала? – Чарли стояла, уперев руки в бока.

– Что?

– Я же говорила тебе, что с ней бывает, когда я упоминаю об отце.

– У тебя есть право знать, в любом случае нам надо…

– Нам ничего не надо. Шиван права, иногда ты бываешь настоящим геморроем, Грейс. Только потому, что у тебя в семье неразбериха, ты вмешиваешься в мою.

Мой стул с грохотом опрокинулся – сжав кулаки, я вскочила на ноги.

– Не могу поверить, что ты это сказала. Ты ведь моя лучшая подруга.

– Что ж, может быть, нам не надо больше дружить. Мне не нужен отец и не нужна ты, Грейс Мэтьюз. Отвали.

Чарли встала и пулей вылетела за дверь. Ее шаги загрохотали по лестнице, и лампа у меня над головой затряслась, когда Чарли вбежала в свою комнату. В этом доме не было ковров, чтобы смягчать звуки. Я помню, Чарли однажды сказала, что все они были содраны, поврежденные дымом, и меня удивляло, почему Лекси отрицала пожар. Что она пыталась скрыть? Но, собирая свои фотографии обратно в пакет, я знала, в одном Чарли была права. В моей семье действительно неразбериха, и виновата во всем я.