«Девять или десять недель назад», — сказала я.

«Интересно, — пробормотал Волберт снова. — Что-нибудь еще пришло вам на ум?»

Я объяснила ему, как я представляла себе происходившее той ночью: Изабель на галерее и так далее. Когда я закончила свои выкладки, Волберт осведомился дружелюбно:

«Значит, вы не настаиваете больше на том, что ваш брат заходил к вам еще раз, ранним утром?»

«Нет, — сказала я. — Мне ведь это только приснилась».

Волберт задумчиво покачал головой. «Жаль», — считал он. «Это было бы интересным аспектом».

Я не знала, что он хотел этим сказать. А он поглядывал на меня искоса, с чем-то, вроде сочувствия во взгляде и одновременно вырулил к правой обочине. И там, рядом с входной дверью, была табличка.

Доктор Харальд Пиль, специалист по неврологии и психотерапии.

«Из-за чего вы, в конце концов, на лечении?», — осведомился Волберт. Но адрес Пиля он у меня не спрашивал. Это только сейчас до меня дошло. Неожиданно я показалась самой себе такой прозрачной. Это было отвратительное чувство.

И потом я разговаривала с Пилем о гневе, ненависти, бессилии, ревности и недоверии, как уже сотни раз прежде. Я знала точно, как мне нужно себя вести, чтобы держать его на безопасной дистанции. Я рассказала ему даже о полицейском, который водил меня за нос и хладнокровно предоставлял мне наскочить на мель в то время, пока держал меня в уверенности, что верил мне и был на моей стороне.

Я коротко рассказала, также, об отсутствии горя по Роберту и о предложении Олафа дать себя загипнотизировать и таким способом узнать, как я действительно провела выпавшие из моей памяти часы в ночь на пятницу.

Так, постепенно, я подошла к существу вопроса. Мне понадобились только пара фраз. Пиль сразу же попался на мою удочку. «Ваша невестка не могла воспользоваться вашей машиной, Миа. Она была ночью дома, Миа».

«Сколько она вам за это заплатила?», — спросила я.

Он даже не наморщил лоб, сидел там, как всегда — гном, в слишком большом для него кресле. «Как должен я это понимать, Миа?»

«Так, как я это сказала, — отвела я. — Волберт сказал, что вы подтверждаете алиби Изы. Но Вас не было ночью в доме, я это знаю».

«Естественно, нет, — сказал Пиль. — Ваша невестка позвонила мне ночью, в начале третьего».

Изабель была расстроена и сильно нервничала, сказал Пиль. Истерически звучавшим голосом, доложила она ему об ожесточенной ссоре между мною и Робертом и потребовала, чтобы он немедленно приехал, пока я всех не поубивала.

Но Пиль делал домашние визиты только в исключительных случаях, а в два часа ночи — вообще никогда. Он был ограниченным идиотом и видимо не понимал, в какую телегу его впрягли. Мне было трудно сохранять спокойствие в то время, пока я его слушала.

Он пытался успокоить Изабель. Она не должна волноваться ни о своем муже, ни о своем брате или о себе самой. В том, что касалось этого вопроса, он был в себе полностью уверен. Он ведь верил, что знает меня и может во сне предсказать мои реакции.

Телефонный разговор не был для меня доказательством. Изабель могла позвонить откуда угодно, даже с автозаправки. Что я и сказала ему вполне отчетливо.