Она подкатила кресло к кровати. Йонас оперся обеими руками о подлокотники и перемахнул в него. Это произошло так стремительно, что я могла только восхищенно покачать головой. «Вы действительно очень хорошо справляетесь», — констатировала я.

Он пожал плечами. «Ты, — сказал он, — если уж мы живем под одной крышей, то не должны быть так формальны. А что до этого…» Он легко похлопал по подлокотнику. «Что мне еще оставалось, как только не приучиться к этой штуке настолько быстро, насколько возможно. Это было первое, чему я научился — переходить из постели в инвалидное кресло. Хочется ведь быть настолько независимым, насколько это возможно, чтобы не доставлять другим лишние хлопоты. Назад это функционирует еще не очень хорошо, но я этому учусь».

В то время, пока говорил, он взялся под коленками, поднял свои ноги и поставил их на предназначенные для этого, опоры. Потом он улыбнулся Изабель. «Сейчас, я думаю, самое время».

Она укатила его в ванную и закрыла дверь. Я снова спустилась вниз и обсудила с фрау Шюр меню на следующие дни. Затем я пошла в Ателье и растратила время на раздумья об этом замечании Изабель о моей руке. Она действительно не пропускала ни одной возможности для едкого намека.

Потом, в какой-то момент до полудня, она появилась в Ателье с вопросом, идущим от сердца. По всей видимости, ей не хотелось его задавать. Но у нее было задание.

«Йонас просил узнать, не хочешь ли ты составить ему, немного, компанию, чтобы лучше познакомиться. Естественно, если у тебя нет более важных дел».

У меня не было вообще никаких дел, и я часто составляла ему компанию также и в последующие дни. Йонас совершенно очевидно предпочитал проводить время со мной, а не со своей сестрой. Роберт был очень счастлив от этого. Он немного ожил, а мы с Йонасом, действительно отлично понимали друг друга.

Слишком хорошо. К сожалению, я не сразу это заметила. Это был только мерзкий трюк, чтобы устроить мне подвох, но сначала нужно было меня умаслить. Под девизом: я только наполовину человек, ты только наполовину человек, так почему бы нам не сойтись? И я попалась на это. Как глупая зверушка, попалась в западню.

Я признаю, он мне нравился. А его скрытые намеки подавали мне надежду. Сначала мы разговаривали об Изабель и Роберте, о ее стараниях и ее усердии, которые она показала, ухаживая за ним. Йонас был этим очень удивлен и высказал то, о чем я думала.

«Это не похоже на ту Изу, которую я знал. Ей повезло, что она встретила такого человека, как Роберт. Иначе бы она просто пропала».

Говорил он также, и о Хорсте Фехнере, совершенно в моем смысле, будто он мог читать мои мысли. «Много я об этом не знаю, — сказал он. — Она написала мне тогда, когда с ним познакомилась. Она тогда только начала свое обучение в банке. Фехнер быстро убедил ее поискать другие возможности зарабатывать деньги. Я совершенно ничего не мог сделать. Она была совершеннолетней, и меня не было рядом. Иначе бы я показал этому парню, что я о нем думаю».

И он ухмыльнулся мне, этот двуличный пес. Он скрутил кулак и согнул руку так, что явственно выступил бицепс. «Ему повезло, что он не попался мне на дороге».

Потом он говорил о великодушии Роберта, о благодарности и о различии между жизнью в семье и в инвалидном доме. При удобном случае, намекнул он, также, на свою автокатастрофу.

Лобовое столкновение с другим легковым автомобилем. Он ехал в джипе и при ударе, был выброшен наружу. Водителю другой машины не так повезло. Он сгорел в своем автомобиле прежде, чем подоспела помощь. В пустыне, ведь, спасатели поспевали не так скоро, как здесь.

«Но бывают моменты, — сказал Йонас и этим тоже высказал мою сокровенную мысль, — когда я завидую этому человеку».

И тогда говорил он об одиночестве и как это было ему тяжело, отказаться от определенных вещей, что он так и не смог с этим примириться — быть только до половины мужчиной. Он был весьма откровенен. Речь не шла об его удовлетворении, которое происходило теперь только, лишь, в голове. То, чего ему не хватает — это чувство, что он может сделать женщину счастливой. Он спросил, могу ли я себе это представить. И мне казалось, я понимала, что он хотел сказать.

Только много позже я задумалась над тем, что я услышала от него в первые дни, особенно о счастье Фехнера. Тогда мне, наконец, бросилось в глаза противоречие. «Меня не было рядом».

А как же это было, когда он приехал в отпуск? Он знал Фехнера, я могла бы поклясться. Роберт не хотел мне верить, не понимал, почему Йонас неожиданно превратился в бревно в моем глазу. А я не могла ему этого объяснить — он сделал бы, только, неправильные выводы.