– Эту карту вот сюда, – подсказала она дракону. – А эту сюда.
Сразу три головы окружили Ладу, но она лишь оттолкнула клыкастую морду, опалившую ей щеку горячим дыханием.
– Теперь вот так! – она хотела взять карту, но Змей придавил ее когтем.
– Я сссам.
Лада пожала плечами, вернулась на трон, наблюдая издали за Горынычем. Три головы склонились над картами, нашептывая и насвистывая что-то невразумительное. И вдруг Змей застыл, держа в лапах последнюю карту, а потом посмотрел на Ладу.
– Сссложил! Пасьянссс сошелссся!
Он распахнул крылья, разогнав ветер по всей пещере. Трон перевернулся, едва не придавив Волка, Лада скатилась на кучу золота, засаднив локоть.
– Поздравляю! – искренне порадовалась она за Змея, хлопавшего крыльями, как курица. – Ну, мы пошли?
Дракон утиной походкой прошлепал по пещере, теперь все три головы улыбались, демонстрируя крокодилий оскал.
– Спасссибо, принцессса! – сказал Змей. – Можешь взять любую награду, сколько унесешшшь!
– А Волк?
– Насчет сссобачки мы не договаривались. Иди. Собака здесссь. А я посссплю.
Змей скручивал хвост кольцами, устраиваясь поудобнее, топтался на месте, как птица в гнезде. Лада застыла, а потом повернулась к Волку.
– У меня есть очень важный вопрос. Ты сразу не отвечай, подумай хорошенько. В каком обличье ты меньше весишь?
Лада вывалилась из пещеры и без сил упала на черную выжженную траву. Волк скатился с ее спины, превратился в мужчину. Голова Змея высунулась следом и несколько разочарованно выдохнула:
– Донесссла.
Горыныч зевнул и исчез, оставив облачко дыма. А Волк поднял Ладу на руки и понес подальше от логова дракона. Лада прижалась к широкой мужской груди, из-под ресниц поглядывая на оборотня. Красавцем его сейчас назвать язык не поворачивался: изможденный вид, синяки, щетина. Но было в нем что-то дико притягательное: яркие глаза, нос с легкой горбинкой и хищными ноздрями, сильные руки. От его тела шел жар, и Лада поерзала в чересчур интимных объятиях.
Волк нахмурил густые брови, перехватил Ладу поудобнее, так что девушка едва не уткнулась носом ему в шею.
– Только не говори снова про псину, – попросил он, скосив на Ладу глаза. В сумерках они казались оранжевыми, как мандарины.
– Не буду.