За спиной слышны шаги. Почему бы вам просто не дать мне несколько минут для передышки?

Сюрприз: передышки не предвидится.

Ещё сюрприз: это тёща.

Тихо садится рядом со мной на скамейку. Я всем видом игнорирую её присутствие. Думаю, я морально истощён. Да и физически сейчас не в лучшем состоянии. Держусь на одном лишь честном слове. И то только потому, что времени практически нет.

Сегодня я начну оформлять новые документы для Арины, необратимый процесс запустится сразу после регистрации нашего брака.

С ума сойти, ещё вчера я в самых смелых мечтах представить себе не мог, что менее чем через сутки стану женатым мужчиной. Что стану мужем Арины Сергеевны. Что присвою ей свою фамилию. Что присвою саму женщину себе.

Раньше думал об этом, конечно. До того, как...

– Господи, ну зачем же вы это сделали? – всё-таки не выдерживаю я. – Вам свою дочь было не жалко?

– В первую очередь я думала о ней, – тихо говорит мне Ирина Павловна. – Она бы не выдержала, если бы вы бросили её из-за болезни. Скажи я вам правду, вы бы, конечно, приехали к ней, навестили в больнице, и даже, возможно, приезжали бы ещё, но со временем всё сошло бы на нет, и это просто убило бы мою дочь.

Я поражён до глубины души от такой невероятной заботы.

– Её убивает, – буквально выплёвываю слово, которое отравляет меня, но я вынужден сделать этот акцент, – опухоль. Прямо сейчас. Последние четыре месяца. На протяжении двух лет. Из-за вашего неверного суждения я только упустил драгоценное время. Если я потеряю её, – я задыхаюсь, отгоняя все негативные мысли, не даю им просочиться в мой разум, – я вас уничтожу. Из-за вас, из-за того, что вы всё за всех решили, из-за того, что вы посчитали, что так будет лучше, безвозвратно упущено драгоценное время на её спасение.

И всё-таки я ломаюсь. Держался из последних сил. Тяжесть происходящего давила, но я боролся, сколько мог. Не выдержал.

Сгибаюсь пополам от боли. Закрываю глаза руками и плачу. Рыдаю как мальчишка.

Когда вам говорят, что мужчины не плачут или сдержанно роняют в момент слабости скупые мужские слёзы, не верьте. Ни единому слову не верьте.

Когда тебя выворачивает от животного ужаса, от страха потерять важнейшую часть самого себя, когда выворачивает наизнанку от этого кошмара, от знания, что ты никак не можешь повлиять на ситуацию, когда ты вынужден просто бездействовать и ждать, становится совсем не до сантиментов, блядь.

И я просто рыдаю, чтобы хоть как-то облегчить безысходную боль, унять непрерывный страх, что я безнадёжно опоздал на целую жизнь.

– Мне очень жаль, – говорит мне женщина, когда я успокаиваюсь. – Я не имела права решать за вас...

На меня наваливается апатия. Сделанного не воротишь. Какими бы ни были её мотивы, я и сам сплоховал – так просто поверил в дезориентирующую ложь, так просто отказался искать ответы, так просто отпустил Арину.

– Не вздумайте больше вставать у меня на пути, – больше прошу, чем требую. – Не накручивайте Арину, не навязывайте своё мнение, не давайте советов. Теперь это только между нами: её болезнь отныне полностью моё дело. Пока она не пойдёт на стабильную поправку, я не хочу слышать ни слова о том, что она должна или не должна делать. Это буду решать только я. Вам ясно?

– Ясно, – кивает она. – Вы считаете, что шанс ещё есть?..