– А что это за миссис Дарби?

– Ну такая пожилая дама. Языкатая, – отвечает Люси. – Но справедливая. А еще лакей приходил, следом за миссис Дарби, тоже спрашивал, как себя слуги ведут.

Я еще сильнее стискиваю набалдашник, прикусываю язык, чтобы не выругаться вслух.

– Лакей? А какой он из себя?

– Такой высокий, светловолосый, но… – Она взволнованно оглядывается. – Ну, чванливый, прям сил нет. Видно, у благородных служит, заносчивых манер нахватался. А, и еще нос у него разбит, прям весь синий, как слива. Вроде как подрался, и совсем недавно. Наверное, еще кому-то не по нраву пришелся.

– И что ты ему сказала?

– С ним миссис Драдж разговаривала, кухарка. Вот она ему сказала то же самое, что и миссис Дарби, мол, со слугами все в порядке, это господа не… – Она мучительно краснеет. – Ой, прошу прощения, сэр, я не хотела…

– Ничего страшного, Люси, я и сам невысокого мнения о гостях. И что же они такого странного вытворяют?

Она улыбается, застенчиво отводит глаза, а потом говорит тихо-тихо, так, что слышно, как поскрипывают половицы:

– Сегодня утром мисс Хардкасл ходила гулять в лес со своей камеристкой. Она вся такая француженка, только и слыхать от нее кель то, кель сё. Так вот, неподалеку от хижины Чарли Карвера на них кто-то напал. Видать, один из гостей, только ни мисс Хардкасл, ни камеристка не признаются, кто именно.

– Вот прямо так и напали? – Я вспоминаю, как глазами Белла видел беглянку в лесу; тогда я решил, что это Анна, но, может быть, это не так? Может быть, это всего лишь очередное неверное предположение с моей стороны?

– Ну, они так говорят, – лепечет Люси, смущенная моей настойчивостью.

– Да, пожалуй, мне стоит побеседовать с этой камеристкой. Как ее зовут?

– Мадлен Обэр. Только прошу вас, сэр, не говорите ей, что это я вам рассказала. Потому что это вроде как секрет.

Мадлен Обэр, та самая камеристка, которая передала Беллу записку за ужином. В суматохе недавних происшествий я совсем забыл о ранах на руке Белла.

– Я никому не скажу ни слова, Люси, – киваю я. – Мне обязательно нужно поговорить с этой француженкой. Передай ей, что я хочу ее видеть. Не объясняй почему, но, если она придет ко мне в апартаменты, я вас обеих щедро награжу.

После недолгого замешательства она соглашается, а затем убегает, пока я не потребовал от нее еще каких-нибудь обещаний.

Из коридора я выхожу чуть ли не вприпрыжку – впрочем Рейвенкорт на это не способен. Хотя Эвелина и питает к нему непонятную неприязнь, она мой друг, и я хочу ее спасти. Тот, кто утром напал на нее в лесу, скорее всего, примет непосредственное участие в убийстве. Надо сделать все возможное, чтобы этого не допустить. Надеюсь, Мадлен Обэр мне в этом поможет. Кто знает, может, завтра мне станет известно имя злодея. Если Чумной Лекарь сдержит свое обещание, я смогу покинуть Блэкхит и больше не менять обличий.

Чем дальше я удаляюсь от ярко освещенного вестибюля, тем быстрее улетучивается приподнятое настроение, я даже перестаю насвистывать какой-то веселый мотивчик. Присутствие лакея преображает Блэкхит, мое воображение населяет тени по углам и сумрачные тупики сотнями образов ужасной кончины от руки злодея. Сердце замирает от малейшего шороха. Наконец я вхожу в апартаменты; пот льется ручьями, грудь сдавило.

Плотно захлопываю дверь, глубоко, прерывисто вздыхаю. Если так будет продолжаться и дальше, то я умру от разрыва сердца прежде, чем до меня доберется лакей.