– Ну, если вы настаиваете… – вздыхаю я, надеясь не выказать своего разочарования, что само по себе глупо, ведь он – это я, и ему известно, что я чувствую. – Однако же ваш совет найти убийцу свидетельствует о том, что вы доверяете Чумному Лекарю. Вы знаете, кто это?

– Пока нет, – говорит он. – И нет, я ему не доверяю. Мне точно известно, что он преследует какие-то свои цели, и я не вижу иного выхода, кроме как согласиться на его требования.

– А он вам не объяснил, из-за чего все это с нами происходит? – спрашиваю я.

Из коридора доносится какой-то шум. Мы оба поворачиваем голову. В дверях появляется камердинер Рейвенкорта, на ходу снимает пальто, пытается высвободиться из хватки фиолетового кашне. Он тяжело дышит, щеки припухли от холода, волосы растрепаны ветром.

– Вы за мной посылали, милорд? – спрашивает он, срывая кашне с шеи.

– Каюсь, старина, это я расстарался. – Даниель ловко входит в роль. – У вас очень много дел, вот я и подумал, что без Каннингема вам не обойтись. Кстати, и меня дела заждались. В полдень я встречаюсь с Себастьяном Беллом.

– Я не брошу Эвелину на произвол судьбы, – замечаю я.

– И я ее не бросал. – Он щелчком отправляет сигарету в сад, закрывает окно. – Только от судьбы не уйти. Будьте к этому готовы.

Широко шагая, он направляется к двери в кабинет, распахивает ее, впускает в библиотеку гомон голосов и звон посуды, проходит в гостиную. Там уже сервирован обед, а значит, Стэнуин вот-вот нагрубит служанке Люси Харпер, а Себастьян Белл будет следить за гадкой сценой, стоя у окна и чувствуя себя ничтожеством. Потом гости отправятся на охоту, Эвелина найдет записку в колодезной кладке, и чья-то кровь прольется на кладбище, где два друга будут ждать женщину, которая не придет. Если Даниель прав, то я ничем не смогу нарушить установленный распорядок, но смиряться с этим я не собираюсь. Смерть Эвелины надо предотвратить, даже если ответ на загадку Чумного Лекаря – единственный залог моего освобождения. Я должен спасти Эвелину любой ценой.

– Что вам угодно, милорд?

– Ручку, чернила и бумагу. Мне нужно кое-что записать.

Он достает все из портфеля:

– Прошу вас, милорд.

Пальцы не слушаются, почерк далек от безукоризненного изящества, но послание выходит вполне разборчивым, хотя строки смазаны и покрыты кляксами.

Смотрю на часы: четыре минуты до полудня. Время поджимает.

Помахав листком, чтобы просохли чернила, я складываю письмо и вручаю его Каннингему.

– Вот, возьмите, – говорю я и замечаю следы чернил, въевшиеся в подушечки его пальцев; сами руки покраснели – видно, что он пытался их отмыть.

Он поспешно берет письмо и прячет руки за спину.

– Ступайте в гостиную, где уже собрались обедающие, – велю я. – Проследите, что там происходит, затем прочтите письмо и вернитесь ко мне.

Он недоуменно смотрит на меня: