Я едва не проваливаюсь в забытье.
– Поэтому вы сейчас и стали дворецким, – продолжает незнакомка. – Если вы уснете среди бела дня в любом другом воплощении, то вернетесь в тело дворецкого, в его теперешнем состоянии. Когда дворецкий засыпает или теряет сознание, вы возвращаетесь в новое обличье. Если тот, в чьем теле вы находитесь, продолжает спать после полуночи или если он умирает, то вы принимаете новое обличье.
Слышу еще один голос. Грубый. Где-то впереди.
– Подъезжаем к сторожке.
Моего лба касается женская ладонь.
– Удачи вам.
Вконец обессилев, я проваливаюсь в темноту.
Чья-то рука трясет меня за плечо.
Открываю глаза, моргаю и оказываюсь в библиотеке. По-прежнему в обличье Рейвенкорта. Облегченно вздыхаю. Как я ошибался, решив, что ничего хуже этой туши быть не может! В теле дворецкого я трепыхался, будто в мешке битого стекла. Лучше всю жизнь прожить Рейвенкортом, чем еще раз испытать такие мучения. Увы, похоже, выбора у меня нет. Если верить словам незнакомки, меня снова затянет в избитое тело.
Сквозь клубы желтоватого дыма на меня глядит Даниель Кольридж. На нем тот же поношенный охотничий костюм, в котором он беседовал с Себастьяном Беллом в кабинете. С губы свисает сигарета, в руках бокал. Кошусь на часы: до обеда еще двадцать минут. Наверное, сейчас Кольридж и направляется на встречу с Беллом.
Он вручает мне бокал, присаживается на краешек стола, на котором лежит раскрытый том энциклопедии.
– Судя по всему, вы меня искали. – Даниель выпускает струйку дыма из уголка губ.
С Рейвенкортом Кольридж говорит иначе, напускное участие исчезает из голоса, осыпается змеиной чешуей. Не дожидаясь моего ответа, он читает вслух:
– «Логично предположить, что многие из вас гостят здесь дольше меня и обладают более пространными сведениями об особняке, о Чумном Лекаре и о том, зачем мы ему понадобились». – Он закрывает том. – Я откликнулся на ваш призыв.
Я встречаю его пристальный взгляд, говорю:
– Вы такой же, как и я.
– Я – это вы, через четыре дня. – Он умолкает, давая мне возможность сообразить, что это значит. – Даниель Кольридж – ваше последнее воплощение. Точнее, наша душа занимает его тело, если так можно выразиться. И не только тело, но и ум. – Указательным пальцем он стучит себе по лбу. – А значит, мы с вами думаем по-разному. – Он берет в руки энциклопедию, снова опускает ее на стол. – К примеру, вот это. Кольридж ни за что не стал бы обращаться за помощью к другим. Хотя это прекрасная мысль. Очень логично, очень по-рейвенкортовски.
В сумраке вспыхивает огонек сигареты, освещает скупую улыбку. Этот Даниель ни капли не похож на себя вчерашнего. Он смотрит холоднее, жестче, словно бы старается пронзить меня насквозь, заглянуть в самое нутро. Когда я был Беллом, то ничего такого за ним не заметил. Зато Тед Стэнуин это сразу понял, поэтому и пошел на попятную. Похоже, этот грубиян неплохо соображает.
– Значит, вы уже были мной… то есть Рейвенкортом? – спрашиваю я.