В кромешной тьме луна прячется в облаках, как пес за шаткой изгородью. Я теряю Даниеля из виду. Опасаясь засады, замедляю бег, прислушиваюсь. Ухают совы, в листве шелестит дождь, ветви цепляются за одежду. Виляя по узкой тропке, выбегаю на берег озера, где, согнувшись, стоит запыхавшийся Даниель. У его ног керосиновая лампа.
Бежать ему некуда.
У меня трясутся руки, в груди копошится страх. Злость придала мне храбрости, но лишила рассудка. Миниатюрный Дональд Дэвис мягче пуховой перины. Даниель силен и ловок, настоящий хищник. На кладбище у меня было численное преимущество, но сейчас мы с Даниелем один на один. И впервые никто из нас не знает, что будет дальше.
Даниель замечает меня, жестом просит передышки. Я соглашаюсь и торопливо подбираю с земли булыжник потяжелее. После компаса о правилах честного кулачного боя можно забыть.
– Что бы вы ни сделали, вашей подруге не позволят покинуть Блэкхит, – тяжело дыша, говорит Даниель. – В обмен на мое обещание убить Анну Серебристая Слезинка рассказала мне о вас все, назвала все ваши воплощения, объяснила, где и когда они просыпаются. Ясно вам, Айден? Освобождение будет даровано только мне.
– Могли бы мне и раньше об этом сказать. И все бы кончилось иначе.
– У меня есть жена и сын. Это мое единственное воспоминание. Представляете, каково мне сознавать, что они где-то там меня ждут? Или ждали…
Я подступаю к нему, сжимаю в руке булыжник:
– А вам не будет совестно перед ними, зная, как вы добились этого возвращения?
– Таким меня сделал Блэкхит. – Он сплевывает в грязь.
– Нет, Блэкхит делаем мы сами, – отвечаю я, приближаясь.
Даниель все еще не отдышался. Еще пару шагов – и все будет кончено.
– Сюда нас привели наши решения, – продолжаю я. – Если это ад, то мы – его создатели.
– И как, по-вашему, нам следует поступить? Торчать здесь и раскаиваться, пока кто-нибудь не соизволит выпустить нас отсюда?
– Помогите мне спасти Эвелину, и мы все вместе дадим ответ Чумному Лекарю. Все втроем – вы, я и Анна. У нас появится шанс стать лучше – и выбраться отсюда.
– Нет, я не желаю рисковать, – угасшим голосом говорит он. – Я ни за что не упущу своего случая. Ни за что – ни ради раскаяния, ни ради того, чтобы помочь тем, кому уже давно помочь невозможно.
Внезапным пинком он опрокидывает керосиновую лампу.
Наступает кромешная тьма.
Слышу быстрые шаги по воде, а потом мне в живот врезается плечо, вышибает из меня дух.
Мы валимся на землю, я роняю булыжник.