Это инстинкт самосохранения, наверное, сработал. Слишком неожиданно. Я так не могу. И этот его жест с волосами, когда не можешь пошевелиться, – за гранью моего опыта. По мне так это слишком грубо, хотя я не могу сказать, что по-настоящему испытала боль. Важно было в тот момент не шевелиться, не дёргаться.
И этот бросок… совершенно не в его стиле. Хотя что я знаю о стиле Неймана? Привыкла видеть его замороженным мерзавцем без эмоций. Кажется, сейчас их было через край. Правда, я сфокусироваться не успела.
Я поёрзала на простынях, пытаясь увеличить расстояние между нами. Да. Испугалась. Я ещё не готова. Тело и разум друг с другом не дружат. Меня к нему и тянет, и отталкивает. Это я сонная, кажется, способна на безумство.
– Полежи спокойно, Ника, – выдавливает Нейман сквозь зубы.
– Может, холодный душ? – осторожно предлагаю я, понимая, что его мучает.
Он поворачивает ко мне лицо. Я вижу, как приподнимается его бровь.
– Да. Душ. А потом мы едем за город.
Он произносит слова коротко, словно стреляет.
Это глупо и безрассудно, но мне становится его жалко. А может, я всё же хочу увидеть, как он теряет самообладание со мной. Или насколько я могу раздвинуть границы собственного безумства.
Я протягиваю руку. Накрываю ладонью его член. Чувствую, как он дёргается – горячий даже сквозь трусы. Вижу, как сокращаются мышцы поджарого живота.
– Ника, – голос у Неймана срывается. Чтобы не передумать, я ныряю под резинку трусов и обхватываю член пальцами. Его рука тут же накрывает мою. Жёсткая ладонь. Он может сломать мне кости, если захочет. Но он не захочет, нет. Я делаю движение рукой.
Это не первый мой опыт. Но первый – добровольно.
– Что ты делаешь, Ника? – самый дурацкий вопрос, когда сжимаешь в руке пульсирующий желанием член. Нейман пытается сказать это строго, но у него так себе получается: голос хриплый, а интонации не хватает привычной твёрдости.
Может, поэтому я становлюсь смелее. Да какое там – наглее. Сама себя не узнаю.
– Тш-ш-ш… – повторяю то же самое, что он говорил мне прошлой ночью. – Тихо.
И он сдаётся. Откидывается на подушку. Позволяет мне делать то, что хочу я. Может, это не то, чего бы хотелось ему, но он не возражает. Ему нужна разрядка, мне – его лицо с поломанными чертами.
Нет ледяного Неймана. Есть Стефан: острые скулы, запавшие щёки, порочные губы, руки, зажимающие в кулаках простынь, напряжённый живот с проступающими мышцами.
Мне тоже хватает всего нескольких движений, чтобы он кончил, содрогаясь, с хриплым стоном.
Один-один, Нейман. Я этого не могла так оставить. Не только ты бываешь щедрым. Но думаю я об этом потом, позже. Не в то мгновение, когда он открывается для меня. Не в тот миг, когда я смотрю на него и чувствую просто ненормальную тягу хоть иногда доставать человеческого Стефана из скафандра инопланетного монстра Неймана.
Он целует меня в губы, прижимая к себе. Короткий благодарный поцелуй и кольцо его рук – успокаивающих и надёжных, пусть только на это время, что мы вместе. Я чувствую себя защищённой – не знаю, откуда это берётся. Но, наверное, за много долгих лет я чувствую себя в безопасности. В объятиях человека, которого я считала врагом. Да и что греха таить – до сих пор не могу определиться, кто он для меня.